— «Ты бы, Уго, вычистил старый овечий хлев и постлал туда соломы. Хотя там сухо и овцы
больше года не были там, всё же нужно хорошо убрать хлев, если ты с Идой хочешь жить в нем!»
Неточные совпадения
И было странно, обидно и печально — заметить в этой живой толпе грустное лицо: под руку с молодой женщиной прошел высокий, крепкий человек; наверное — не старше тридцати
лет, но — седоволосый. Он держал шляпу в руке, его круглая голова была вся серебряная, худое здоровое лицо спокойно и — печально.
Большие, темные, прикрытые ресницами глаза смотрели так, как смотрят только глаза человека, который не может забыть тяжкой боли, испытанной им.
— Я думаю, что не сумел рассказать про отца так, как чувствую, и то, что пятьдесят один
год держу в сердце, — это требует особенных слов, даже, может быть, песни, но — мы люди простые, как рыбы, и не умеем говорить так красиво, как хотелось бы! Чувствуешь и знаешь всегда
больше, чем можешь сказать.
— Я прошу снисхождения! Никто ведь не безгрешен. Прогнать меня с земли, на которой я жил
больше тридцати
лет, где работали мои предки, — это не будет справедливо!
Кое-где ребятишки собираются группами, озабоченно совещаясь, — составляют «банды»; под Новый
год они будут ходить по острову с елкой и звездою
большими компаниями, вооружась какими-то старинными инструментами, которые оглушительно гремят, стучат и гукают. Под эти смешные звуки хоры детских голосов запоют веселые языческие песенки — их ежегодно к этому дню создают местные поэты...
Воротился из Австралии Энрике Борбоне, он был дровосеком в этой чудесной стране, где всякий желающий легко достает
большие деньги, он приехал погреться на солнце родины и снова собирался туда, где живется свободней. Было ему тридцать шесть
лет, бородатый, могучий, веселый, он прекрасно рассказывал о своих приключениях, о жизни в дремучих лесах; все принимали эту жизнь за сказку, мать и дочь — за правду.
— Твоя жизнь через сто
лет тоже покажется глупостью, — внушительно проговорил старик и, выпустив
большой клуб белого во тьме дыма, прибавил...
— Смотрите, добрые люди: одурел старый! совсем спятил с ума! — говорила бледная, худощавая и добрая мать их, стоявшая у порога и не успевшая еще обнять ненаглядных детей своих. — Дети приехали домой,
больше году их не видали, а он задумал невесть что: на кулаки биться!
«Ужели мы в самом деле не увидимся, Вера? Это невероятно. Несколько дней тому назад в этом был бы смысл, а теперь это бесполезная жертва, тяжелая для обоих. Мы
больше года упорно бились, добиваясь счастья, — и когда оно настало, ты бежишь первая, а сама твердила о бессрочной любви. Логично ли это?»
Старцев все собирался к Туркиным, но в больнице было очень много работы, и он никак не мог выбрать свободного часа. Прошло
больше года таким образом в трудах и одиночестве; но вот из города принесли письмо в голубом конверте…
— Когда вам будет
больше лет, то вы сами увидите, какое значение имеет на убеждение возраст. Мне показалось тоже, что вы не свои слова говорите, — скромно и спокойно ответил Алеша, но Коля горячо его прервал.
Неточные совпадения
Зиму и
лето вдвоем коротали, // В карточки
больше играли они, // Скуку рассеять к сестрице езжали // Верст за двенадцать в хорошие дни.
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще
больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В начале 1766
года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял, что платит за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.
За десять
лет до прибытия в Глупов он начал писать проект"о вящем [Вящий (церковно-славянск.) —
большой, высший.] армии и флотов по всему лицу распространении, дабы через то возвращение (sic) древней Византии под сень российския державы уповательным учинить", и каждый день прибавлял к нему по одной строчке.
― Ну, как же! Ну, князь Чеченский, известный. Ну, всё равно. Вот он всегда на бильярде играет. Он еще
года три тому назад не был в шлюпиках и храбрился. И сам других шлюпиками называл. Только приезжает он раз, а швейцар наш… ты знаешь, Василий? Ну, этот толстый. Он бонмотист
большой. Вот и спрашивает князь Чеченский у него: «ну что, Василий, кто да кто приехал? А шлюпики есть?» А он ему говорит: «вы третий». Да, брат, так-то!
Это было одно из тех мест, которых теперь, всех размеров, от 1000 до 50 000 в
год жалованья, стало
больше, чем прежде было теплых взяточных мест; это было место члена от комиссии соединенного агентства кредитно-взаимного баланса южно — железных дорог и банковых учреждений.