Гром грохочет. В пене гнева стонут волны,
с ветром споря. Вот охватывает ветер стаи волн объятьем крепким и бросает их с размаху в дикой злобе на утесы, разбивая в пыль и брызги изумрудные громады.
Неточные совпадения
В ее вопросе Климу послышалась насмешка, ему захотелось
спорить с нею, даже сказать что-то дерзкое, и он очень не хотел остаться наедине
с самим собою. Но она открыла дверь и ушла, пожелав ему спокойной ночи. Он тоже пошел к себе, сел у окна на улицу, потом открыл окно; напротив дома стоял какой-то человек, безуспешно пытаясь закурить папиросу,
ветер гасил спички. Четко звучали чьи-то шаги. Это — Иноков.
Разгорался
спор, как и ожидал Самгин. Экипажей и красивых женщин становилось как будто все больше. Обогнала пара крупных, рыжих лошадей, в коляске сидели, смеясь, две женщины, против них тучный, лысый человек
с седыми усами; приподняв над головою цилиндр, он говорил что-то, обращаясь к толпе, надувал красные щеки, смешно двигал усами, ему аплодировали. Подул
ветер и, смешав говор, смех, аплодисменты, фырканье лошадей, придал шуму хоровую силу.
Когда он говорил, звуки его голоса вдруг возникали, — громкие, как бы назначенные
спорить с шумом
ветра, — заглушали все, что только что звучало, и вдруг обрывались и падали.
За ужином Варя опять
спорила, и на этот раз
с отцом. Полянский солидно ел, пил красное вино и рассказывал Никитину, как он раз зимою, будучи на войне, всю ночь простоял по колено в болоте; неприятель был близко, так что не позволялось ни говорить, ни курить, ночь была холодная, темная, дул пронзительный
ветер. Никитин слушал и косился на Манюсю. Она глядела на него неподвижно, не мигая, точно задумалась о чем-то или забылась… Для него это было и приятно и мучительно.
Гроза молчит,
с волной бездонной // В сиянье
спорят небеса, // И
ветер ласковый и сонный // Едва колеблет паруса, — // Корабль бежит красиво, стройно, // И сердце путников спокойно, // Как будто вместо корабля // Под ними твердая земля.