«В сущности, это —
победа, они победили», — решил Самгин, когда его натиском толпы швырнуло в Леонтьевский переулок. Изумленный бесстрашием людей, он заглядывал в их лица, красные от возбуждения, распухшие от ударов, испачканные кровью, быстро застывавшей на морозе. Он ждал хвастливых
криков, ждал выявления гордости
победой, но высокий, усатый человек в старом, грязноватом полушубке пренебрежительно говорил, прислонясь к стене:
На другое утро царь с торжеством въехал в Слободу, как после одержанной
победы. Опричники провожали его с
криками «гойда! гойда!» от заставы до самого дворца.
Когда оба ряда бойцов сшибались в последний раз, оспаривая
победу, и в тесной куче ломали рёбра друг другу, издавая рёв, вой и свирепые
крики, у Матвея замирало сердце, теснимое чувством отчуждения от этих людей.
Вмиг в голове у меня загорелась идея… да, впрочем, это был только миг, менее чем миг, как вспышка пороха, или уж переполнилась мера, и я вдруг теперь возмутился всем воскресшим духом моим, да так, что мне вдруг захотелось срезать наповал всех врагов моих и отмстить им за все и при всех, показав теперь, каков я человек; или, наконец, каким-нибудь дивом научил меня кто-нибудь в это мгновение средней истории, в которой я до сих пор еще не знал ни аза, и в закружившейся голове моей замелькали турниры, паладины, герои, прекрасные дамы, слава и победители, послышались трубы герольдов, звуки шпаг,
крики и плески толпы, и между всеми этими
криками один робкий
крик одного испуганного сердца, который нежит гордую душу слаще
победы и славы, — уж не знаю, случился ли тогда весь этот вздор в голове моей или, толковее, предчувствие этого еще грядущего и неизбежного вздора, но только я услышал, что бьет мой час.