Прибавился для компании Соньки еще пассажир — вторая обезьяна, купленная мичманом Лопатиным и названная им, к удовольствию матросов, Егорушкой. И Сонька и Егорушка скоро поладили с большим черным водолазом Умным — действительно
умным псом, принадлежавшим старшему штурману, настолько умным и сообразительным, что он отлично понимал порядки морской службы и неприкосновенность палубы и ни разу не возбуждал неудовольствия даже такого ревнителя чистоты и порядка, каким был старший офицер.
Водолаз сперва не обращал на них внимания или по крайней мере представлялся, что не обращает внимания, но затем раза два лениво воркнул, и когда обезьяны уже чересчур бесцеремонно схватили его за хвост, он с лаем внезапно вскочил и бросился за ними… Но Сонька и Егорушка уже были на вантах и оттуда весело и лукаво смотрели на несколько опешившего
умного пса.
Неточные совпадения
«Стану я
пса кормить, — рассуждал он, — притом
пес — животное
умное, сам найдет себе пропитанье».
Жил-был дьяк Евстигней, // Думал он — нет его
умней, // Ни в попах, ни в боярах, // Ни во
псах, самых старых! // Ходит он кичливо, как пырин, // А считает себя птицей Сирин, // Учит соседей, соседок, // Всё ему не так, да не эдак. // Взглянет на церковь — низка! // Покосится на улицу — узка! // Яблоко ему — не румяно! // Солнышко взошло — рано! // На что ни укажут Евстигнею, // А он:
— Ну-ка тебя ко
псам смердящим, — сказал Петр Васильев, вставая. — Я было думал, что ты с прошлого году-то
умнее стал, а ты — хуже того…
Легкий, ласковый визг, донесшийся до меня с плоской крыши сквозь трубу камелька, вывел меня из тяжелого оцепенения. Это
умный друг, верный
пес Цербер, продрогший на своем сторожевом посту, спрашивал, что со мною и почему в такой страшный мороз я не зажигаю огня.
Весь разговор, веденный Марьей Степановной с целью упомянуть про «прежнее», был
умный прием не для возобновления прежних «пустяков», из которых Марья Степановна выбралась совсем не затем, чтобы к ним возвращаться, «как
пес на своя блевотины», а для того, чтобы сохранить декорум.