Неточные совпадения
Возвратясь домой, она собрала все книжки и, прижав их к груди, долго
ходила по дому, заглядывая в печь,
под печку, даже в кадку с водой. Ей казалось, что Павел сейчас же бросит работу и придет домой, а он не шел. Наконец, усталая, она села в кухне на лавку, подложив
под себя книги, и так, боясь встать, просидела до поры, пока не пришли с фабрики Павел и хохол.
— Мужик спокойнее на ногах стоит! — добавил Рыбин. — Он
под собой землю чувствует, хоть и нет ее у него, но он чувствует — земля! А фабричный — вроде птицы: родины нет, дома нет, сегодня — здесь, завтра — там! Его и баба к месту не привязывает, чуть что — прощай, милая, в бок тебе вилами! И пошел искать, где лучше. А мужик вокруг
себя хочет сделать лучше, не
сходя с места. Вон мать пришла!
После полудня, разбитая, озябшая, мать приехала в большое село Никольское,
прошла на станцию, спросила
себе чаю и села у окна, поставив
под лавку свой тяжелый чемодан. Из окна было видно небольшую площадь, покрытую затоптанным ковром желтой травы, волостное правление — темно-серый дом с провисшей крышей. На крыльце волости сидел лысый длиннобородый мужик в одной рубахе и курил трубку. По траве шла свинья. Недовольно встряхивая ушами, она тыкалась рылом в землю и покачивала головой.
Шел по двору крепкий парень-конюх, поскользнулся и ударился спиною о корыто, — и вот он уже шестой год лежит у нас в клинике: ноги его висят, как плети, больной ими не может двинуть, он мочится и
ходит под себя; беспомощный, как грудной ребенок, он лежит так дни, месяцы, годы, лежит до пролежней, и нет надежды, что когда-нибудь воротится прежнее…
Неточные совпадения
— Нет, я всегда
хожу одна, и никогда со мной ничего не бывает, — сказала она, взяв шляпу. И, поцеловав ещё раз Кити и так и не сказав, что было важно, бодрым шагом, с нотами
под мышкой, скрылась в полутьме летней ночи, унося с
собой свою тайну о том, что важно и что даёт ей это завидное спокойствие и достоинство.
Не довольствуясь сим, он
ходил еще каждый день по улицам своей деревни, заглядывал
под мостики,
под перекладины и все, что ни попадалось ему: старая подошва, бабья тряпка, железный гвоздь, глиняный черепок, — все тащил к
себе и складывал в ту кучу, которую Чичиков заметил в углу комнаты.
— И любим, как родну-ю мать, — твердил я
себе под нос. — Какую бы рифму вместо мать? играть? кровать?.. Э,
сойдет! все лучше карл-иванычевых!
Сказав это, он взвалил
себе на спину мешки, стащил,
проходя мимо одного воза, еще один мешок с просом, взял даже в руки те хлеба, которые хотел было отдать нести татарке, и, несколько понагнувшись
под тяжестью, шел отважно между рядами спавших запорожцев.
«И с чего взял я, — думал он,
сходя под ворота, — с чего взял я, что ее непременно в эту минуту не будет дома? Почему, почему, почему я так наверно это решил?» Он был раздавлен, даже как-то унижен. Ему хотелось смеяться над
собою со злости… Тупая, зверская злоба закипела в нем.