И ей казалось, что сам Христос, которого она всегда любила смутной любовью —
сложным чувством, где страх был тесно связан с надеждой и умиление с печалью, — Христос теперь стал ближе к ней и был уже иным — выше и виднее для нее, радостнее и светлее лицом, — точно он, в самом деле, воскресал для жизни, омытый и оживленный горячею кровью, которую люди щедро пролили во имя его, целомудренно не возглашая имени несчастного друга людей.
Наблюдая его рядом с Лидией, Самгин испытывал
сложное чувство недоуменья, досады. Но ревность все же не возникала, хотя Клим продолжал упрямо думать, что он любит Лидию. Он все-таки решился сказать ей:
И ушел Яков Шумов, переваливаясь с ноги на ногу, как медведь, оставив в сердце моем нелегкое,
сложное чувство, — было жалко кочегара и досадно на него, было, помнится, немножко завидно, и тревожно думалось: зачем пошел человек неведомо куда?
Публика хохотала, но Евсей не смеялся. Его подавляло
сложное чувство удивления и зависти, ожидание новых выходок Анатолия сливалось у него с желанием видеть этого мальчика испуганным и обиженным, — ему было досадно, неприятно, что стекольщик изображает человека не опасным, а только смешным.
Неточные совпадения
Открытие это, вдруг объяснившее для нее все те непонятные для нее прежде семьи, в которых было только по одному и по два ребенка, вызвало в ней столько мыслей, соображений и противоречивых
чувств, что она ничего не умела сказать и только широко раскрытыми глазами удивленно смотрела на Анну. Это было то самое, о чем она мечтала еще нынче дорогой, но теперь, узнав, что это возможно, она ужаснулась. Она чувствовала, что это было слишком простое решение слишком
сложного вопроса.
Беспрестанно начиналось, как будто собиралось музыкальное выражение
чувства, но тотчас же оно распадалось на обрывки новых начал музыкальных выражений, а иногда просто на ничем, кроме прихоти композитора, не связанные, но чрезвычайно
сложные звуки.
Лучше всех знакомая фигура Лидии затемняла подруг ее; думая о ней, Клим терялся в
чувстве очень
сложном и непонятном ему.
Она, по этой простой канве, умела чертить широкий, смелый узор более
сложной жизни, других требований, идей,
чувств, которых не знала, но угадывала, читая за строками простой жизни другие строки, которых жаждал ее ум и требовала натура.
Впрочем, скажу все: я даже до сих пор не умею судить ее;
чувства ее действительно мог видеть один только Бог, а человек к тому же — такая
сложная машина, что ничего не разберешь в иных случаях, и вдобавок к тому же, если этот человек — женщина.