Неточные совпадения
По праздникам
спали часов до десяти, потом люди солидные и женатые одевались в свое лучшее платье и шли слушать обедню, попутно ругая молодежь за ее равнодушие к церкви. Из церкви возвращались домой, ели пироги и снова ложились
спать — до вечера.
Они отыскивали их где-нибудь под забором на улице или в кабаках бесчувственно пьяными, скверно ругали, били кулаками мягкие, разжиженные водкой тела детей, потом более или менее заботливо укладывали их
спать, чтобы рано утром, когда в воздухе темным ручьем потечет сердитый рев гудка, разбудить их для работы.
Пел он до поры, пока в бутылке была водка, а потом валился боком на лавку или опускал голову на стол и так
спал до гудка.
Треть дома занимала кухня и отгороженная от нее тонкой переборкой маленькая комнатка, в которой
спала мать.
Оставшись одна, она подошла к окну и встала перед ним, глядя на улицу. За окном было холодно и мутно. Играл ветер, сдувая снег с крыш маленьких сонных домов, бился о стены и что-то торопливо шептал,
падал на землю и гнал вдоль улицы белые облака сухих снежинок…
— Верно взято! Вы, ненько, в глаз
попали! Павел, а?
— На то и перепел, чтобы в сети
попасть! — отозвался хохол. Он все больше нравился матери. Когда он называл ее «ненько», это слово точно гладило ее щеки мягкой, детской рукой. По воскресеньям, если Павлу было некогда, он колол дрова, однажды пришел с доской на плече и, взяв топор, быстро и ловко переменил сгнившую ступень на крыльце, другой раз так же незаметно починил завалившийся забор. Работая, он свистел, и свист у него был красиво печальный.
Как-то раз, когда она легла
спать, а сын и хохол еще читали, она подслушала сквозь тонкую переборку их тихий разговор.
— Что уж это! Приходят ночью, — люди
спать легли, а они приходят!..
Мать смотрела, как подписывают протокол, ее возбуждение погасло, сердце
упало, на глаза навернулись слезы обиды, бессилия. Этими слезами она плакала двадцать лет своего замужества, но последние годы почти забыла их разъедающий вкус; офицер посмотрел на нее и, брезгливо сморщив лицо, заметил...
Он говорил тихо, но каждое слово его речи
падало на голову матери тяжелым, оглушающим ударом. И его лицо, в черной раме бороды, большое, траурное, пугало ее. Темный блеск глаз был невыносим, он будил ноющий страх в сердце.
— Да. Там печатают для нас газету. Необходимо, чтобы история с копейкой
попала в номер…
По улице шли быстро и молча. Мать задыхалась от волнения и чувствовала — надвигается что-то важное. В воротах фабрики стояла толпа женщин, крикливо ругаясь. Когда они трое проскользнули во двор, то сразу
попали в густую, черную, возбужденно гудевшую толпу. Мать видела, что все головы были обращены в одну сторону, к стене кузнечного цеха, где на груде старого железа и фоне красного кирпича стояли, размахивая руками, Сизов, Махотин, Вялов и еще человек пять пожилых, влиятельных рабочих.
Слова его
падали на толпу и высекали горячие восклицания...
Ночью, когда она
спала, а он, лежа в постели, читал книгу, явились жандармы и сердито начали рыться везде, на дворе, на чердаке.
Она не топила печь, не варила себе обед и не пила чая, только поздно вечером съела кусок хлеба. И когда легла
спать — ей думалось, что никогда еще жизнь ее не была такой одинокой, голой. За последние годы она привыкла жить в постоянном ожидании чего-то важного, доброго. Вокруг нее шумно и бодро вертелась молодежь, и всегда перед нею стояло серьезное лицо сына, творца этой тревожной, но хорошей жизни. А вот нет его, и — ничего нет.
— Не отпирайте! Если это — они, жандармы, вы меня не знаете!.. Я — ошиблась домом, зашла к вам случайно,
упала в обморок, вы меня раздели, нашли книги, — понимаете?
— Спасибо! — тихо сказала девушка и, кивнув головой, ушла. Возвратясь в комнату, мать тревожно взглянула в окно. Во тьме тяжело
падали мокрые хлопья снега.
Березы росли медленно и, простояв лет пять на зыбкой, гнилой почве,
падали и гнили.
Может быть, он не
спит еще, думает…
— Устали вы, мамаша! Давайте-ка ляжем
спать! — сказал Егор улыбаясь.
Когда Андрей отправился
спать, мать незаметно перекрестила его, а когда он лег и прошло с полчаса времени, она тихонько спросила...
—
Попали метко… Эх, мамаша, очень хорошо!
— А послушать надо бы! Я неграмотный, но вижу, что попало-таки им под ребро!.. — заметил другой. Третий оглянулся и предложил:
— Э! — кивнув головой, сказал хохол. — Поговорок много. Меньше знаешь — крепче
спишь, чем неверно? Поговорками — желудок думает, он из них уздечки для души плетет, чтобы лучше было править ею. А это какая буква?
— Я бы
спать лег. А то сидел, сидел, вдруг пустили, пошел. Устал.
Хохол медленно и устало шагал по комнате, тихо шаркая тонкими, паучьими ногами. Сапоги он снял, — всегда делая это, чтобы не стучать и не беспокоить Власову. Но она не
спала и, когда Николай ушел, сказала тревожно...
Матери показалось, что в голосе девушки звучат знакомые чувства — тоска и страх. И слова Саши стали
падать на сердце ей, точно крупные капли ледяной воды.
— Лежит он, — задумчиво рассказывала мать, — и точно удивляется, — такое у него лицо. И никто его не жалеет, никто добрым словом не прикрыл его. Маленький такой, невидный. Точно обломок, — отломился от чего-то,
упал и лежит…
Коли мужик сыт — барин ночь не
спит.
Она ушла в кухню, чтобы не смущать его своими слезами. Хохол воротился поздно вечером усталый и тотчас же лег
спать, сказав...
— Не мешай,
спать буду! И замолчал, точно умер.
Павел и Андрей почти не
спали по ночам, являлись домой уже перед гудком оба усталые, охрипшие, бледные. Мать знала, что они устраивают собрания в лесу, на болоте, ей было известно, что вокруг слободы по ночам рыскают разъезды конной полиции, ползают сыщики, хватая и обыскивая отдельных рабочих, разгоняя группы и порою арестуя того или другого. Понимая, что и сына с Андреем тоже могут арестовать каждую ночь, она почти желала этого — это было бы лучше для них, казалось ей.
— Доброе утро, ненько! Как
спали?
— Из нас жмут кровь, как сок из клюквы! —
падали на головы людей неуклюжие слова.
— На руку! — раздался резкий крик впереди. В воздухе извилисто качнулись штыки,
упали и вытянулись встречу знамени, хитро улыбаясь.
Она пошла, опираясь на древко, ноги у нее гнулись. Чтобы не
упасть, она цеплялась другой рукой за стены и заборы. Перед нею пятились люди, рядом с нею и сзади нее шли солдаты, покрикивая...
— Пелагея?
Спишь? Страдалица моя несчастная,
спи!
Мать, не раздеваясь, легла в постель и быстро, точно
упала в глубокий омут, погрузилась в тяжелый сон.
Дьякон кадил, кланялся ей, улыбался, волосы у него были ярко-рыжие и лицо веселое, как у Самойлова. Сверху, из купола,
падали широкие, как полотенца, солнечные лучи. На обоих клиросах тихо пели мальчики...
Когда она легла
спать и вспомнила свой день, она удивленно приподняла голову с подушки, оглядываясь.
— Нет, я учитель. Отец мой — управляющий заводом в Вятке, а я пошел в учителя. Но в деревне я стал мужикам книжки давать, и меня за это посадили в тюрьму. После тюрьмы — служил приказчиком в книжном магазине, но — вел себя неосторожно и снова
попал в тюрьму, потом — в Архангельск выслали. Там у меня тоже вышли неприятности с губернатором, меня заслали на берег Белого моря, в деревушку, где я прожил пять лет.
— Нет, видно, смял меня этот день, Первое мая! Неловко мне как-то, и точно по двум дорогам сразу я иду: то мне кажется, что все понимаю, а вдруг как в туман
попала. Вот теперь вы, — смотрю на вас — барыня, — занимаетесь этим делом… Пашу знаете — и цените его, спасибо вам…
Они были сильно испуганы и всю ночь не
спали, ожидая каждую минуту, что к ним постучат, но не решились выдать ее жандармам, а утром вместе с нею смеялись над ними. Однажды она, переодетая монахиней, ехала в одном вагоне и на одной скамье со шпионом, который выслеживал ее и, хвастаясь своей ловкостью, рассказывал ей, как он это делает. Он был уверен, что она едет с этим поездом в вагоне второго класса, на каждой остановке выходил и, возвращаясь, говорил ей...
— Не видно, —
спать легла, должно быть. Тоже и они устают, — жизнь трудная, вроде нашей!
На синеватых белках глаз явились тонкие красные жилки, как будто он долго не
спал, нос у него стал хрящеватее, хищно загнулся.
— Вовсе не напрасно! — хмуро сказал Игнат, не глядя на Рыбина. — Его там обработают, начнет
палить не хуже других…