Цитаты со словом «побыть»
День проглочен фабрикой, машины высосали из мускулов людей столько силы, сколько им
было нужно. День бесследно вычеркнут из жизни, человек сделал еще шаг к своей могиле, но он видел близко перед собой наслаждение отдыха, радости дымного кабака и — был доволен.
По праздникам спали часов до десяти, потом люди солидные и женатые одевались в свое лучшее платье и шли слушать обедню, попутно ругая молодежь за ее равнодушие к церкви. Из церкви возвращались домой,
ели пироги и снова ложились спать — до вечера.
Усталость, накопленная годами, лишала людей аппетита, и для того, чтобы
есть, много пили, раздражая желудок острыми ожогами водки. Вечером лениво гуляли по улицам, и тот, кто имел галоши, надевал их, если даже было сухо, а имея дождевой зонтик, носил его с собой, хотя бы светило солнце.
Молодежь сидела в трактирах или устраивала вечеринки друг у друга, играла на гармониках,
пела похабные, некрасивые песни, танцевала, сквернословила и пила.
В отношениях людей всего больше
было чувства подстерегающей злобы, оно было такое же застарелое, как и неизлечимая усталость мускулов. Люди рождались с этою болезнью души, наследуя ее от отцов, и она черною тенью сопровождала их до могилы, побуждая в течение жизни к ряду поступков, отвратительных своей бесцельной жестокостью.
Ругали и били детей тяжело, но пьянство и драки молодежи казались старикам вполне законным явлением, — когда отцы
были молоды, они тоже пили и дрались, их тоже били матери и отцы. Жизнь всегда была такова, — она ровно и медленно текла куда-то мутным потоком годы и годы и вся была связана крепкими, давними привычками думать и делать одно и то же, изо дня в день. И никто не имел желания попытаться изменить ее.
Изредка в слободку приходили откуда-то посторонние люди. Сначала они обращали на себя внимание просто тем, что
были чужие, затем возбуждали к себе легкий, внешний интерес рассказами о местах, где они работали, потом новизна стиралась с них, к ним привыкали, и они становились незаметными. Из их рассказов было ясно: жизнь рабочего везде одинакова. А если это так — о чем же разговаривать?
Но иногда некоторые из них говорили что-то неслыханное в слободке. С ними не спорили, но слушали их странные речи недоверчиво. Эти речи у одних возбуждали слепое раздражение, у других смутную тревогу, третьих беспокоила легкая тень надежды на что-то неясное, и они начинали больше
пить, чтобы изгнать ненужную, мешающую тревогу.
Говорил он мало, и «сволочь» —
было его любимое слово. Им он называл начальство фабрики и полицию, с ним он обращался к жене...
Когда Павлу, сыну его,
было четырнадцать лет, Власову захотелось оттаскать его за волосы. Но Павел взял в руки тяжелый молоток и кратко сказал...
—
Будет! — сказал Павел. — Больше я не дамся…
— А ты все пропивать
будешь? — осмелилась она спросить.
Была у него собака, такая же большая и мохнатая, как сам он.
Заунывные, некрасивые звуки путались в его усах, сбивая с них хлебные крошки, слесарь расправлял волосы бороды и усов толстыми пальцами и —
пел.
Слова песни
были какие-то непонятные, растянутые, мелодия напоминала о зимнем вое волков.
Пел он до поры, пока в бутылке была водка, а потом валился боком на лавку или опускал голову на стол и так спал до гудка.
— Выздоровлю — тебе хуже
будет!
Он умер утром, в те минуты, когда гудок звал на работу. В гробу лежал с открытым ртом, но брови у него
были сердито нахмурены. Хоронили его жена, сын, собака, старый пьяница и вор Данила Весовщиков, прогнанный с фабрики, и несколько слободских нищих. Жена плакала тихо и немного, Павел — не плакал. Слобожане, встречая на улице гроб, останавливались и, крестясь, говорили друг другу...
— И — курить
буду! Дай мне отцову трубку… — тяжело двигая непослушным языком, бормотал Павел.
Его смущали ласки матери и трогала печаль в ее глазах. Хотелось плакать, и, чтобы подавить это желание, он старался притвориться более пьяным, чем
был.
«Видно, рано еще мне. Другие
пьют и — ничего, а меня тошнит…»
— Каким кормильцем ты
будешь мне, если пить начнешь…
Мать тяжело вздохнула. Он
был прав. Она сама знала, что, кроме кабака, людям негде почерпнуть радости. Но все-таки сказала...
— А ты — не
пей! За тебя, сколько надо, отец выпил. И меня он намучил довольно… так уж ты бы пожалел мать-то, а?
Слушая печальные, мягкие слова, Павел вспоминал, что при жизни отца мать
была незаметна в доме, молчалива и всегда жила в тревожном ожидании побоев. Избегая встреч с отцом, он мало бывал дома последнее время, отвык от матери и теперь, постепенно трезвея, пристально смотрел на нее.
Была она высокая, немного сутулая, ее тело, разбитое долгой работой и побоями мужа, двигалось бесшумно и как-то боком, точно она всегда боялась задеть что-то.
Над правой бровью
был глубокий шрам, он немного поднимал бровь кверху, казалось, что и правое ухо у нее выше левого; это придавало ее лицу такое выражение, как будто она всегда пугливо прислушивалась.
Вся она
была мягкая, печальная, покорная…
— Не плачь! — тихо попросил сын. — Дай мне
пить.
Но когда она воротилась, он уже заснул. Она постояла над ним минуту, ковш в ее руке дрожал, и лед тихо бился о жесть. Поставив ковш на стол, она молча опустилась на колени перед образами. В стекла окон бились звуки пьяной жизни. Во тьме и сырости осеннего вечера визжала гармоника, кто-то громко
пел, кто-то ругался гнилыми словами, тревожно звучали раздраженные, усталые голоса женщин…
Павел сделал все, что надо молодому парню: купил гармонику, рубашку с накрахмаленной грудью, яркий галстух, галоши, трость и стал такой же, как все подростки его лет. Ходил на вечеринки, выучился танцевать кадриль и польку, по праздникам возвращался домой
выпивши и всегда сильно страдал от водки. Наутро болела голова, мучила изжога, лицо было бледное, скучное.
— Ну что, весело тебе
было вчера?
— Тоска зеленая! Я лучше удить рыбу
буду. Или — куплю себе ружье.
Работал он усердно, без прогулов и штрафов,
был молчалив, и голубые, большие, как у матери, глаза его смотрели недовольно.
Матери
было приятно видеть, что сын ее становится непохожим на фабричную молодежь, но когда она заметила, что он сосредоточенно и упрямо выплывает куда-то в сторону из темного потока жизни, — это вызвало в душе ее чувство смутного опасения.
Утром он молча
пил чай и уходил на работу, в полдень являлся обедать, за столом перекидывались незначительными словами, и снова он исчезал вплоть до вечера.
И в отношении к матери
было что-то новое: он иногда подметал пол в комнате, сам убирал по праздникам свою постель, вообще старался облегчить ее труд.
Ей вдруг стало трудно дышать. Широко открыв глаза, она смотрела на сына, он казался ей чуждым. У него
был другой голос — ниже, гуще и звучнее. Он щипал пальцами тонкие, пушистые усы и странно, исподлобья смотрел куда-то в угол. Ей стало страшно за сына и жалко его.
Со всею силой юности и жаром ученика, гордого знаниями, свято верующего в их истину, он говорил о том, что
было ясно для него, — говорил не столько для матери, сколько проверяя самого себя.
Ему
было жалко мать, он начинал говорить снова, но уже о ней, о ее жизни.
Она это знала. Все, что говорил сын о женской жизни, —
была горькая знакомая правда, и в груди у нее тихо трепетал клубок ощущений, все более согревавший ее незнакомой лаской.
Ей
было сладко видеть, что его голубые глаза, всегда серьезные и строгие, теперь горели так мягко и ласково. На ее губах явилась довольная, тихая улыбка, хотя в морщинах щек еще дрожали слезы. В ней колебалось двойственное чувство гордости сыном, который так хорошо видит горе жизни, но она не могла забыть о его молодости и о том, что он говорит не так, как все, что он один решил вступить в спор с этой привычной для всех — и для нее — жизнью. Ей хотелось сказать ему: «Милый, что ты можешь сделать?»
— Скоро светать
будет, лег бы ты, уснул!
— Ничего я не
буду делать! — прерывающимся голосом сказала она. — Только береги ты себя, береги!
— Бог с тобой! Живи как хочешь, не
буду я тебе мешать. Только об одном прошу — не говори с людьми без страха! Опасаться надо людей — ненавидят все друг друга! Живут жадностью, живут завистью. Все рады зло сделать. Как начнешь ты их обличать да судить — возненавидят они тебя, погубят!
— Люди плохи, да. Но когда я узнал, что на свете
есть правда, — люди стали лучше!..
— В субботу у меня
будут гости из города.
— Может
быть, ты… уйдешь куда-нибудь?
Был конец ноября. Днем на мерзлую землю выпал сухой мелкий снег, и теперь было слышно, как он скрипит под ногами уходившего сына. К стеклам окна неподвижно прислонилась густая тьма, враждебно подстерегая что-то. Мать, упираясь руками в лавку, сидела и, глядя на дверь, ждала…
Цитаты из русской классики со словом «побыть»
— Вот я им дам «разговаривают»! Да ты бы подольше у них
побыла, хорошенько бы высмотрела.
— Нет, я так рада случаю
побыть с тобою наедине, и признаюсь, как ни хорошо мне с ними, жалко наших зимних вечеров вдвоем.
— Да в ту пору и ушла же, минутку только и
побыла у нас. Кузьме Кузьмичу сказку одну рассказала, рассмешила его, да и убежала.
— Что ты спешишь? — говорила она. — Погоди, мне хочется
побыть с тобой.
Он просит прощения, умоляет приехать, и по-настоящему мне следовало бы съездить в Париж,
побыть возле него.
Синонимы к слову «побыть»
Предложения со словом «побыть»
- Иногда женщине хочется побыть немного на кухне, приготовить домочадцам что-нибудь вкусненькое своими руками.
- – Ты свою работу закончила? – спросила она. – Можешь побыть здесь ещё немножко?
- Понятное дело, в отпуске родителям хотелось немного побыть наедине, без нашего приятного общества.
- (все предложения)
Сочетаемость слова «побыть»
Значение слова «побыть»
ПОБЫ́ТЬ, -бу́ду, -бу́дешь; прош. по́был, -ла́, -ло; повел. побу́дь; сов. 1. Быть, находиться где-л. некоторое время. (Малый академический словарь, МАС)
Все значения слова ПОБЫТЬ
Афоризмы русских писателей со словом «побыть»
- В будничной жизни глухого русского уголка нет, как мне кажется, других более тягостных минут в течение целого дня, как те, которые определяются словами «посидеть вечерком на крылечке», «отдохнуть вечерком», словом — побыть так, ничего не делая, несколько вечерних часов. Везде, где есть настоящая жизнь, хоть и трудная и неприглядная, в самых глухих уголках европейских больших городов, на каторжных фабриках, вечер — действительное время отдыха, потому что день — действительно время тяжелого труда, время устали, и как ни труден этот рабочий день, но вечер весел или, по крайней мере, тих… Совсем не то в глухом русском уголке.
- (все афоризмы русских писателей)
Дополнительно