Неточные совпадения
Потом,
так как молчание стесняло его, он сказал вслух...
—
Так вот ты, значит, и явился…
как это ты надумал?
Яков догадывался о том, кто она отцу, и это мешало ему свободно говорить с ней. Догадка не поражала его: он слыхал, что на отхожих промыслах люди сильно балуются, и понимал, что
такому здоровому человеку,
как его отец, без женщины трудно было бы прожить столько времени. Но все-таки неловко и перед ней, и перед отцом. Потом он вспомнил свою мать — женщину истомленную, ворчливую, работавшую там, в деревне, не покладая рук…
— Ты сегодня сразу,
как приехала, играть начала что-то… Я еще не понимаю этого… ну, смотри, пойму, неладно тебе будет! И улыбочки у тебя этакие… и всё
такое… Я тоже с вашей сестрой умею обращаться…
— Да я тебе что — жена, что ли? — вразумительно и спокойно спросила Мальва и, не дожидаясь ответа, продолжала: — Привыкши бить жену ни за что ни про что, ты и со мной
так же думаешь? Ну, нет. Я сама себе барыня, и никого не боюсь. А ты вон — сына боишься: давеча
как заюлил перед ним — стыд! А еще грозишь мне!
— Это, Яков, хорошо ты сказал! Крестьянину
так и следует. Крестьянин землей и крепок: докуда он на ней — жив, сорвался с нее — пропал! Крестьянин без земли —
как дерево без корня: в работу оно годится, а прожить долго не может — гниет! И красоты лесной нет в нем — обглоданное, обстроганное, невидное!.. Это ты, Яков, очень хорошие слова сказал.
Она промолчала. Голубые глаза Якова улыбались, блуждая в дали моря. Долго все трое задумчиво смотрели туда, где гасли последние минуты дня. Пред ними тлели уголья костра. Сзади ночь развертывала по небу свои тени. Желтый песок темнел, чайки исчезли, — всё вокруг становилось тихим, мечтательно-ласковым… И даже неугомонные волны, взбегая на песок косы, звучали не
так весело и шумно,
как днем.
Всё было
такое же,
как и четырнадцать дней тому назад.
«Хоть бы Сережка приехал! — мысленно воскликнул он и заставил себя думать о Сережке. — Это — яд-парень. Надо всеми смеется, на всех лезет с кулаками. Здоровый, грамотный, бывалый… но пьяница. С ним весело… Бабы души в нем не чают, и хотя он недавно появился — все за ним
так и бегают. Одна Мальва держится поодаль от него… Не едет вот. Экая окаянная бабенка! Может, она рассердилась на него за то, что он ударил ее? Да разве ей это в новинку? Чай,
как били… другие! Да и он теперь задаст ей…»
Яков засмеялся и полез на баркас. Он опять-таки не понимал, про
какие его замашки она говорит, но коли она говорит,
так, значит, он поглядывал на нее зорко.
— А ты задорный! Вот у приказчика черненький кутенок, видел?
Так он
такой же,
как и ты. Издали лает, укусить обещает, а близко подойдешь, он подожмет хвост да и бежать!
— Уж я совру,
так поверит! — пообещал Сережка, — и вздует тебя — ах
как!
— А
как же? Мне поп говорил, что человек не о шкуре своей должен заботиться, о душе. Душа у меня требует водки, а не штанов. Давай деньги! Ну, вот теперь я выпью… А отцу про тебя все-таки скажу.
— И вздуть тебя не забуду…
Как только свободное время будет —
такую дам клочку!
— Ишь
какой командир! — сказал Яков, когда Сережка ушел от них далеко. — У нас бы в деревне
такого хахаля живо усмирили… Дали бы ему хо-орошую взбучку — и всё… А здесь боятся…
Его окружает человек двадцать
таких же оборванцев, от всех —
как и от всего здесь — пахнет соленой рыбой, селитрой. Четыре бабы, некрасивые и грязные, сидя на песке, пьют чай, наливая его из большого жестяного чайника. А вот какой-то рабочий, несмотря на утро, уже пьян, возится на песке, пытаясь встать на ноги и снова падая. Где-то, взвизгивая, плачет женщина, доносятся звуки испорченной гармоники, и всюду блестит рыбья чешуя.
Сережка уставился в глаза Якова. Постояв
так с минуту,
как два барана, готовые треснуться друг о друга лбами, они молча разошлись в разные стороны.
Яков налил водки, выпил. Грубые придирки обижали его, но он крепился, не желая говорить
так,
как думал и хотел, чтоб не взбесить отца. Он немножко робел пред его взглядом, сверкавшим сурово и жестко.
— Ну… я ничего не скажу.
Как хочешь… не маленький! Только ты того… помни, что я недолго протяну. Жить-то, может, и буду, а работать не знаю уж
как… Отвык я, чай, от земли…
Так ты помни, мать у тебя там есть.
Они стояли друг против друга, не зная, что делать. Печальное слово «прощай»,
так часто и однообразно звучавшее в воздухе в эти секунды, пробудило в душе Якова теплое чувство к отцу, но он не знал,
как выразить его: обнять отца,
как это сделала Мальва, или пожать ему руку,
как Сережка? А Василию была обидна нерешительность, выражавшаяся в позе и на лице сына, и еще он чувствовал что-то близкое к стыду пред Яковом. Это чувство вызывалось в нем воспоминаниями о сцене на косе и поцелуями Мальвы.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Ему всё бы только рыбки! Я не иначе хочу, чтоб наш дом был первый в столице и чтоб у меня в комнате
такое было амбре, чтоб нельзя было войти и нужно бы только этак зажмурить глаза. (Зажмуривает глаза и нюхает.)Ах,
как хорошо!
Городничий. Да
как же вы осмелились распечатать письмо
такой уполномоченной особы?
Городничий (дрожа).По неопытности, ей-богу по неопытности. Недостаточность состояния… Сами извольте посудить: казенного жалованья не хватает даже на чай и сахар. Если ж и были
какие взятки, то самая малость: к столу что-нибудь да на пару платья. Что же до унтер-офицерской вдовы, занимающейся купечеством, которую я будто бы высек, то это клевета, ей-богу клевета. Это выдумали злодеи мои; это
такой народ, что на жизнь мою готовы покуситься.
Хлестаков. Поросенок ты скверный…
Как же они едят, а я не ем? Отчего же я, черт возьми, не могу
так же? Разве они не
такие же проезжающие,
как и я?
Купцы.
Так уж сделайте
такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть, не поможете в нашей просьбе, то уж не знаем,
как и быть: просто хоть в петлю полезай.