Неточные совпадения
Он мне сразу понравился:
говорит веско, слушает чутко, понимает быстро, никогда не торопится, а, должно быть, всё делает скоро. Книг читал маловато, но
из тех, которые прочёл, выгрыз всё ценное, как мышонок мякиш
из краюхи хлеба.
— Обняла, —
говорю, — земля человека чёрными лапами своими и выжимает
из него живую свободную душу, и вот видим мы пред собою жадного раба…
Начал
говорить ему о причинах унижения человека, о злой борьбе за кусок хлеба, о невозможности сохранить себя в стороне от этой свалки, о справедливости жизни, нещадно карающей того, кто только берёт у неё и ничего не хочет отдать
из души своей.
— А ну вас к чертям! — свалив его на землю, весело
говорит Алёха. — Разве я боюсь чего? Не
из страха
говорю, а — время жалко — когда мы их обломаем? Нам самим некогда учиться-то!
— Знал немного, —
говорю, а у самого даже ноги дрожат с радости: Филипп-то дорогой мне человек, духовный крёстный мой, старый вояка и тюремный житель. Он и до переворота дважды в ссылке был, и после него один
из первых пошёл. Человек здоровенный, весёлый и неуёмного упрямства в деле строения новой жизни.
— На, на, закричала! Изорвёшь её — чай, она кожаная… Грохнулся я, значит, да шеей-то на сучок и напорись — продрал мясо ажно до самых позвонков, едва не помер… Земской доктор Левшин, али Левшицын, удивлялся — ну,
говорит, дядя, и крови же в тебе налито, для пятерых, видно! Я
говорю ему — мужику крови много и надо, всяк проходящий пьёт
из него, как
из ручья. Достала? Вот она, записка…
— Она у меня любит книги читать, — задумчиво сказал лесник. — Дух этот новый и её касается. Я смеюсь ей — кто тебя, Еленка, учёную-то замуж возьмёт? А она, глупая, сердится! На днях здесь Ольга Давыдовна была, — знаешь, сухопаренькая учительница
из Малинок? — так
говорит: пришло, дескать, время русскому народу перехода через чёрное море несчастья своего в землю светлую, обетованную — да-а!
— Ты уж
говорил бы —
из наших.
Говоря о боге, он всегда как бы требовал возражений наших, но сначала никому
из нас не хотелось спорить с ним по этому вопросу, и, не встречая наших возражений, он всегда почти сам же срывался на противоречия себе.
А есть,
говорит, князь подземного мира — Адам, первосозданный и первоумерший человек, и — больше никого нету!» — «Постой,
говорю, Адам быша изведён
из ада Исусом Христом?» — «Нисколько,
говорит, не изведён, а остался в преисподней.
И не черти,
говорит, были изгнаны с небес господом, а люди
из рая дьяволом, вкупе с господом, он же, земли коснувшись, умре!
— Ветер! — отвечает Егор, прислушавшись. — А Гнедому не сдобровать — заберут его! — раздумчиво продолжает он, шагая широко и твёрдо. — Отец мой вчера пришёл
из волости —
говорит: Астахов жалобу подал на солдата, и суду и в город какую-то бумагу послал. Писарь бумагу эту составлял ему. Стой-ка! Чу…
«Ну,
говорит, Досекин, вот я и пропал, ведь я,
говорит, брат, беглый,
из солдат сбежал, паспорта у меня нет!» И ума немного тоже,
говорю!
— А простудилась, наверное, девушка та! — раздумчиво
говорит он, свёртывая папиросу. — Босая бегла! Жалко мне её — какая-то бескрылая пичужка
из разорённого гнезда!
Красные распотевшие рожи солдат разно улыбаются, а один
из троих насмешливо
говорит...
— Но вы-то, вы-то!.. Константин Сергеевич, что вы такое сейчас говорили? Всегда я в душе чувствовала, что вы не такой, каким кажетесь. Вот вы спорили с Крахтом о рабстве, о ваших неведомых силах, — и мне казалось: вы
говорите из моей души, отливаете в слова то, что в ней. Так было странно!
Неточные совпадения
Городничий (бьет себя по лбу).Как я — нет, как я, старый дурак? Выжил, глупый баран,
из ума!.. Тридцать лет живу на службе; ни один купец, ни подрядчик не мог провести; мошенников над мошенниками обманывал, пройдох и плутов таких, что весь свет готовы обворовать, поддевал на уду. Трех губернаторов обманул!.. Что губернаторов! (махнул рукой)нечего и
говорить про губернаторов…
Бобчинский. Возле будки, где продаются пироги. Да, встретившись с Петром Ивановичем, и
говорю ему: «Слышали ли вы о новости-та, которую получил Антон Антонович
из достоверного письма?» А Петр Иванович уж услыхали об этом от ключницы вашей Авдотьи, которая, не знаю, за чем-то была послана к Филиппу Антоновичу Почечуеву.
Анна Андреевна. Очень почтительным и самым тонким образом. Все чрезвычайно хорошо
говорил.
Говорит: «Я, Анна Андреевна,
из одного только уважения к вашим достоинствам…» И такой прекрасный, воспитанный человек, самых благороднейших правил! «Мне, верите ли, Анна Андреевна, мне жизнь — копейка; я только потому, что уважаю ваши редкие качества».
Городничий. И не рад, что напоил. Ну что, если хоть одна половина
из того, что он
говорил, правда? (Задумывается.)Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу: что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного; да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право, чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь, что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или тебя хотят повесить.
Хлестаков, молодой человек лет двадцати трех, тоненький, худенький; несколько приглуповат и, как
говорят, без царя в голове, — один
из тех людей, которых в канцеляриях называют пустейшими.
Говорит и действует без всякого соображения. Он не в состоянии остановить постоянного внимания на какой-нибудь мысли. Речь его отрывиста, и слова вылетают
из уст его совершенно неожиданно. Чем более исполняющий эту роль покажет чистосердечия и простоты, тем более он выиграет. Одет по моде.