Неточные совпадения
— Не
к чему мне тут быть, разве это моё дело! Сам я
бог, пастырь всего скота земного, да! И
уйду завтра в поле! На что загнали меня сюда, в холод, в темноту?. Моё ли дело?
Скучно стало мне, и от этой скуки пристрастился я
к птичьей охоте.
Уйду в лес, поставлю сеть, повешу чапки, лягу на землю, посвистываю, думаю. В душе — тихо, ничего тебе не надобно. Родится мысль, заденет сердце и падёт в неизвестное, точно камешек в озеро, пойдут круги в душе — волнение о
боге.
Вижу — у каждого свой
бог, и каждый
бог не многим выше и красивее слуги и носителя своего. Давит это меня. Не
бога ищет человек, а забвения скорби своей. Вытесняет горе отовсюду человека, и
уходит он от себя самого, хочет избежать деяния, боится участия своего в жизни и всё ищет тихий угол, где бы скрыть себя. И уже чувствую в людях не святую тревогу богоискания, но лишь страх пред лицом жизни, не стремление
к радости о господе, а заботу — как избыть печаль?
— Не помним мы никто родства своего. Я вот пошёл истинной веры поискать, а теперь думаю: где человек? Не вижу человека. Казаки, крестьяне, чиновники, попы, купцы, — а просто человека, не причастного
к обыкновенным делам, — не нахожу. Каждый кому-нибудь служит, каждому кто-нибудь приказывает. Над начальником ещё начальник, и
уходит всё это из глаз в недостижимую высоту. А там скрыт
бог.
Как только заглянула в город весна,
ушёл я, решив сходить в Сибирь — хвалили мне этот край, — а по дороге туда остановил меня человек, на всю жизнь окрыливший душу мою, указав мне верный
к богу путь.
Неточные совпадения
— Водки! — передразнил Опенкин, — с месяц ее не видал, забыл, чем пахнет. Ей-богу, матушка! — обратился он
к бабушке, — вчера у Горошкина насильно заставляли: бросил все, без шапки
ушел!
Год проходит благополучно. На другой год наступает срок платить оброк — о Сережке ни слуху ни духу. Толкнулся Стрелков
к последнему хозяину, у которого он жил, но там сказали, что Сережка несколько недель тому назад
ушел к Троице
Богу молиться и с тех пор не возвращался. Искал, искал его Стрелков по Москве, на извозчиков разорился, но так и не нашел.
«Какую свитку? у меня нет никакой свитки! я знать не знаю твоей свитки!» Тот, глядь, и
ушел; только
к вечеру, когда жид, заперши свою конуру и пересчитавши по сундукам деньги, накинул на себя простыню и начал по-жидовски молиться
богу, — слышит шорох… глядь — во всех окнах повыставлялись свиные рыла…
— Во-вторых: ни слова о злобных мальчишках! Я просижу и проговорю с тобой десять минут; я пришла
к тебе справку сделать (а ты думал и
бог знает что?), и если ты хоть одним словом заикнешься про дерзких мальчишек, я встаю и
ухожу, и уже совсем с тобой разрываю.
И усмехались, но на цифрах и на подобиях стали дрожать, и книгу просили закрыть, и
уйти, и награждение мне
к Святой назначили, а на Фоминой
богу душу отдали.