Неточные совпадения
Хочется с прекрасным
монахом поговорить, но
вижу я его редко и мельком — проплывёт где-нибудь гордое лицо его, и повлечётся вслед за ним тоска моя невидимой тенью.
День ясный, в окно солнце смотрит, и сидит Антоний весь в его лучах. Вдруг одна неожиданная мною мысль подняла голову, как змея, и ужалила сердце моё — взныл я весь; словно обожжённый, вскочил со стула, смотрю на
монаха. Он тоже привстал;
вижу — берёт со стола нож, играет им и спрашивает...
Начал я жить в этом пьяном тумане, как во сне, — ничего, кроме Антония, не
вижу, но он сам для меня — весь в тени и двоится в ней. Говорит ласково, а глаза — насмешливы. Имя божие редко произносит, — вместо «бог» говорит «дух», вместо «дьявол» — «природа», но для меня смысл словами не меняется.
Монахов и обряды церковные полегоньку вышучивает.
Дело это любовное понравилось мне; то есть приятно было
видеть Антония хоть на любовь — дело немудрое — способным. Сам-то я в ту пору холоден к этому был, да и монашеское распутство отвращало в сторону, ну, а отец Антоний — какой же
монах?.. Женщина его, по-своему, красива — свеженькая такая, словно новая игрушка.
Подбирают речи блаженных
монахов, прорицания отшельников и схимников, делятся ими друг с другом, как дети черепками битой посуды в играх своих. Наконец,
вижу не людей, а обломки жизни разрушенной, — грязная пыль человеческая носится по земле, и сметает её разными ветрами к папертям церквей.
К зиме я всегда старался продвинуться на юг, где потеплей, а если меня на севере снег и холод заставал, тогда я ходил по монастырям. Сначала, конечно, косятся
монахи, но покажешь себя в работе — и они станут ласковее, — приятно им, когда человек хорошо работает, а денег не берёт. Ноги отдыхают, а руки да голова работают. Вспоминаешь всё, что
видел за лето, хочешь выжать из этого бремени чистую пищу душе, — взвешиваешь, разбираешь, хочешь понять, что к чему, и запутаешься, бывало, во всём этом до слёз.
— Я, — мол, — не потому в
монахи пошёл, что сытно есть хотел, а потому, что душа голодна! Жил и
вижу: везде работа вечная и голод ежедневный, жульничество и разбой, горе и слёзы, зверство и всякая тьма души. Кем же всё это установлено, где наш справедливый и мудрый бог,
видит ли он изначальную, бесконечную муку людей своих?
— Монах-то, пожалуй, глубже
видит, чем ты с товарищами! Он — с корня берёт; видал?
В парке и в саду покойно ходили люди, в доме играли, — значит, только он один
видел монаха. Ему сильно хотелось рассказать обо всем Тане и Егору Семенычу, но он сообразил, что они наверное сочтут его слова за бред, и это испугает их; лучше промолчать. Он громко смеялся, пел, танцевал мазурку, ему было весело, и все, гости и Таня, находили, что сегодня у него лицо какое-то особенное, лучезарное, вдохновенное и что он очень интересен.
Неточные совпадения
Постой! уж скоро странничек // Доскажет быль афонскую, // Как турка взбунтовавшихся //
Монахов в море гнал, // Как шли покорно иноки // И погибали сотнями — // Услышишь шепот ужаса, //
Увидишь ряд испуганных, // Слезами полных глаз!
Монах тоже несколько отступил назад,
увидев запорожского козака, но слово, невнятно произнесенное татаркою, его успокоило.
Наконец мы собрались к миссионерам и поехали в дом португальского епископа. Там, у молодого миссионера, застали и монсиньора Динакура, епископа в китайском платье, и еще
монаха с знакомым мне лицом. «Настоятель августинского монастыря, — по-французски не говорит, но все разумеет», — так рекомендовал нам его епископ. Я вспомнил, что это тот самый
монах, которого я
видел в коляске на прогулке за городом.
Мы зашли к
монаху, у которого хранился ключ от залы, — это самый полный и красивый
монах, какого я только
видел где-нибудь, с постоянной улыбкой, с румянцем.
— А пожалуй; вы в этом знаток. Только вот что, Федор Павлович, вы сами сейчас изволили упомянуть, что мы дали слово вести себя прилично, помните. Говорю вам, удержитесь. А начнете шута из себя строить, так я не намерен, чтобы меня с вами на одну доску здесь поставили…
Видите, какой человек, — обратился он к
монаху, — я вот с ним боюсь входить к порядочным людям.