Неточные совпадения
Повели его в
лес вешать, а он дорогой и запел. Сначала
шли — торопились, потом перестали спешить, а пришли к
лесу — и готова веревка, но ждут, когда он кончит последнюю песню свою, а потом говорят друг другу...
Но уж опоздал он — мне в ту пору было лет двенадцать, и обиды я чувствовал крепко. Потянуло меня в сторону от людей, снова стал я ближе к дьячку, целую зиму мы с ним по
лесу лазили, птиц ловили, а учиться я хуже
пошёл.
Скучно стало мне, и от этой скуки пристрастился я к птичьей охоте. Уйду в
лес, поставлю сеть, повешу чапки, лягу на землю, посвистываю, думаю. В душе — тихо, ничего тебе не надобно. Родится мысль, заденет сердце и падёт в неизвестное, точно камешек в озеро,
пойдут круги в душе — волнение о боге.
А он не зовёт. Дни
идут, как слепые
лесом по тесной тропе, натыкаясь друг на друга, а игумен не зовёт меня. Темно мне.
Победил он меня двумя словами и ласковым взглядом своим. Положив келарю земной поклон, поклонился я и ему, а потом спрашиваю келаря — когда мне
идти в
лес?
— Ежели, — говорит, — в контору
идёшь, я сложу с тебя корчеванье, а в келейники — прибавлю работы в
лесу.
В это время была у меня встреча с Михайлой; чуть-чуть она худо не кончилась для нас.
Иду я однажды после трапезы полуденной на работу, уже в
лес вошёл, вдруг догоняет он меня, в руках — палка, лицо озверевшее, зубы оскалил, сопит, как медведь… Что такое?
Первую ночь свободы моей в
лесу ночевал; долго лежал, глядя в небо, пел тихонько — и заснул. Утром рано проснулся от холода и снова
иду, как на крыльях, встречу всей жизни. Каждый шаг всё дальше тянет, и готов бегом бежать вдаль.
Послушно ходит человек; ищет, смотрит, чутко прислушивается и снова
идёт,
идёт. Гудит под ногами искателей земля и толкает их дальше — через реки, горы,
леса и моря, — ещё дальше, всюду, где уединённо обители стоят, обещая чудеса, всюду, где дышит надежда на что-то иное, чем эта горькая, трудная, тесная жизнь.
Ночь — лунная, окружают нас чёрные тени,
лес над нами молча в гору
идёт, и над вершиною гор — меж ветвей — звёзды блестят, точно птицы огненные.
Старик будто сам всё видел: стучат тяжёлые топоры в крепких руках, сушат люди болота, возводят города, монастыри,
идут всё дальше, по течениям холодных рек, во глубины густых
лесов, одолевают дикую землю, становится она благообразна.
— Ага, — кричит, — жив, божий петушок! Добро.
Иди, малый, в конец улицы, свороти налево к
лесу, под горой дом с зелёными ставнями, спроси учителя, зовут — Михаила, мой племяш. Покажи ему записку; я скоро приду, айда!
Две звезды большие сторожами в небесах
идут. Над горой в синем небе чётко видно зубчатую стену
леса, а на горе весь
лес изрублен, изрезан, земля изранена чёрными ямами. Внизу — завод жадно оскалил красные зубы: гудит, дымит, по-над крышами его мечется огонь, рвётся кверху, не может оторваться, растекается дымом. Пахнет гарью, душно мне.
Пошёл я с этой ватагой безумных в
лес; день тот был для меня весьма памятен.
— Не ври, Мишка! Ты
пошли его к чёрту, Матвей! Никаких богов! Это — тёмный
лес: религия, церковь и всё подобное; тёмный
лес, и в нём — разбойники наши! Обман!
Был там Федя Сачков — тихий и серьёзный ребёнок. Однажды
иду я с ним
лесом, говорю ему о Христе, и вдруг он высказывает, солидно таково...
Вытурили меня.
Иду в гору к
лесу по зарослям между пней, спотыкаюсь, словно меня за пятки хватают, а сзади молчаливый паренёк Иван Быков спешит, с большой поноской на спине — послан прятать в
лесу книги.
Дорога от М. до Р. идет семьдесят верст проселком. Дорога тряска и мучительна; лошади сморены, еле живы; тарантас сколочен на живую нитку; на половине дороги надо часа три кормить. Но на этот раз дорога была для меня поучительна. Сколько раз проезжал я по ней, и никогда ничто не поражало меня: дорога как дорога, и
лесом идет, и перелесками, и полями, и болотами. Но вот лет десять, как я не был на родине, не был с тех пор, как помещики взяли в руки гитары и запели:
Неточные совпадения
Пойдешь ли деревенькою — // Крестьяне в ноги валятся, //
Пойдешь лесными дачами — // Столетними деревьями // Преклонятся
леса!
Я
иду, сударь, и слушаю: // Ночь светла и месячна, // Реки тихи, перевозы есть, //
Леса темны, караулы есть.
Проснулось эхо гулкое, //
Пошло гулять-погуливать, //
Пошло кричать-покрикивать, // Как будто подзадоривать // Упрямых мужиков. // Царю! — направо слышится, // Налево отзывается: // Попу! попу! попу! // Весь
лес переполошился, // С летающими птицами, // Зверями быстроногими // И гадами ползущими, — // И стон, и рев, и гул!
Пастух уж со скотиною // Угнался; за малиною // Ушли подружки в бор, // В полях трудятся пахари, // В
лесу стучит топор!» // Управится с горшочками, // Все вымоет, все выскребет, // Посадит хлебы в печь — //
Идет родная матушка, // Не будит — пуще кутает: // «Спи, милая, касатушка, // Спи, силу запасай!
— Скажи! — // «
Идите по
лесу, // Против столба тридцатого // Прямехонько версту: // Придете на поляночку, // Стоят на той поляночке // Две старые сосны, // Под этими под соснами // Закопана коробочка. // Добудьте вы ее, — // Коробка та волшебная: // В ней скатерть самобраная, // Когда ни пожелаете, // Накормит, напоит! // Тихонько только молвите: // «Эй! скатерть самобраная! // Попотчуй мужиков!» // По вашему хотению, // По моему велению, // Все явится тотчас. // Теперь — пустите птенчика!»