— Настоящая змея! — с улыбкой проговорила Раиса Павловна, вставая с кушетки. — Я сама устрою тебе все… Сиди смирно и не верти головой. Какие у тебя славные волосы, Луша! — любовалась она, перебирая в руках
тяжелые пряди еще не просохших волос. — Настоящий шелк… У затылка не нужно плести косу очень туго, а то будет болеть голова. Вот так будет лучше…
«А ведь, ей-Богу, я еще прехорошенькая!.. превкусная!» — с наивно-светлой улыбкой подумала она, глядя на себя в зеркало, на свои глаза, блещущие от давешнего волнения, на эти свежие, красивые плечи и на эти волнистые, роскошные волосы, упавшие в ту самую минуту густыми,
тяжелыми прядями на стройную спину.
Неточные совпадения
Старичок-священник, в камилавке, с блестящими серебром седыми
прядями волос, разобранными на две стороны за ушами, выпростав маленькие старческие руки из-под
тяжелой серебряной с золотым крестом на спине ризы, перебирал что-то у аналоя.
Самгину было немножко жаль эту замученную девицу, в чужой шубке, слишком длинной для нее, в
тяжелых серых ботиках, — из-под платка на голове ее выбивались растрепанные и, видимо, давно не мытые
пряди волос.
Она грациозно наклонилась; листья, как длинные, правильными
прядями расчесанные волосы; под ними висят
тяжелые кисти огромных орехов.
Игнат молчал, пристально глядя на лицо жены, утонувшее в белой подушке, по которой, как мертвые змеи, раскинулись темные
пряди волос. Желтое, безжизненное, с черными пятнами вокруг огромных, широко раскрытых глаз — оно было чужое ему. И взгляд этих страшных глаз, неподвижно устремленный куда-то вдаль, сквозь стену, — тоже был незнаком Игнату. Сердце его, стиснутое
тяжелым предчувствием, замедлило радостное биение.
Вскинув руки к голове, она порывисто распустила волосы, и, когда они
тяжелыми черными
прядями рассыпались по плечам ее, — женщина гордо тряхнула головой и с презрением сказала: