Неточные совпадения
Дом Кожемякина раньше был конторою
господ Бубновых и примыкал к их усадьбе. Теперь его отделял от земли дворян пустырь, покрытый развалинами сгоревшего флигеля, буйно заросший дикою коноплёю, конским щавелём, лопухами, жимолостью и высокой, жгучей крапивой. В этой густой, жирно-зелёной заросли плачевно торчали обугленные стволы деревьев, кое-где от их корней бессильно тянулись к солнцу молодые побеги, сорные травы душили их, они сохли, и тонкие
сухие прутья торчали в зелени, как седые волосы.
Третий субъект был длинный и
сухой господин. Он нисколько не обеспокоился нашим приходом и продолжал лежать. По временам из груди его вырывались стоны, сопровождаемые удушливым кашлем, таким, каким кашляют люди, у которых, что называется, печень разорвало от злости, а в жилах течет не кровь, а желчь, смешанная с оцтом.
Неточные совпадения
И действительно, в два часа пополудни пожаловал к нему один барон Р., полковник, военный,
господин лет сорока, немецкого происхождения, высокий,
сухой и с виду очень сильный физически человек, тоже рыжеватый, как и Бьоринг, и немного только плешивый.
А впрочем, не показывает ли это проницательному сорту читателей (большинству записных литературных людей показывает — ведь оно состоит из проницательнейших
господ), не показывает ли это, говорю я, что Кирсанов и Лопухов были люди
сухие, без эстетической жилки?
— И своей фальшивой и привозные. Как-то наезжал ко мне по зиме один такой-то хахаль, предлагал купить по триста рублей тысячу. «У вас, говорит, уйдут в степь за настоящие»… Ну, я его, конечно, прогнал. Ступай, говорю, к степнякам, а мы этим самым товаром не торгуем… Есть, конечно, и из мучников всякие. А только деньги дело наживное: как пришли так и ушли. Чего же это мы с тобой в сухую-то тары-бары разводим? Пьешь чай-то?
Лицо этого
господина, которому было лет двадцать восемь на вид, смуглое и
сухое, обрамленное черными бакенбардами, с выбритым до лоску подбородком, показалось мне довольно приличным и даже приятным; оно было угрюмо, с угрюмым взглядом, но с каким-то болезненным оттенком гордости, слишком легко раздражающейся.
—
Господа, пожалуйте! — приглашал Акинфий Назарыч. —
Сухая ложка рот дерет… Вкусим по единой, аще же не претит, то и по другой.