«
Сухой человек! — подумал Кожемякин, простясь с ним. — Нет, далеко ему до Марка Васильева! Комаровский однажды про уксус сказал — вот он и есть уксус! А тот, дядя-то Марк, — елей. Хотя и этого тоже не забудешь. Чем он живёт? Будто гордый даже. Тёмен человек чужому глазу!»
Неточные совпадения
Говоря о колдовстве, она понижала голос до жуткого шёпота, её круглые розовые щёки и полная, налитая жиром шея бледнели, глаза почти закрывались, в словах шелестело что-то безнадёжное и покорное. Она рассказывала, как ведуны вырезывают человечий след и наговорами на нём
сушат кровь
человека, как пускают по ветру килы [Кила — грыжа — Ред.] и лихорадки на
людей, загоняют под копыта лошадей гвозди, сделанные из гробовой доски, а ночью в стойло приходит мертвец, хозяин гроба, и мучает лошадь, ломая ей ноги.
Пытливо оглядывая толпу склонившихся пред ним
людей, глаза его темнели, суживались, лицо на минуту становилось строгим и
сухим. Потом вокруг тонкого носа и у налимьего рта собирались морщинки, складываясь в успокоительную, мягкую улыбку, холодный блеск глаз таял, из-под седых усов истекал бодрый, ясный, командующий голос...
Один против многих, старец смотрел на
людей с высоты, а они бились у ног его, точно рыбы, вытащенные сетью на
сухой песок, открывали рты, взмахивали руками; жалобы их звучали угрюмо, подавленно и робко, крикливо, многословно.
«К чему клонит?» — соображал Матвей Савельев, глядя, как
человек этот, зажав в колени свои
сухие руки, трёт их, двигая ногами и покачиваясь на стуле.
Хоронили Никона как-то особенно многолюдно и тихо: за гробом шли и слободские бедные
люди, и голодное городское мещанство, и Сухобаев в чёрном сюртуке, шла уточкой Марья, низко на лоб опустив платок, угрюмая и
сухая, переваливался с ноги на ногу задыхавшийся синий Смагин и ещё много именитых горожан.
Серые страницы толстой книги спокойно, тягучим слогом рассказывали о событиях, а
людей в книге не чувствовалось, не слышно было человечьей речи, не видно лиц и глаз, лишь изредка звучала тихонько жалоба умерших, но она не трогала сердца, охлаждённая
сухим языком книги.
Я посмотрел вокруг себя и, к крайнему моему удивлению, увидел, что мы с пузатым купцом стоим, действительно, только вдвоем, а вокруг нас ровно никого нет. Бабушки тоже не было, да я о ней и забыл, а вся ярмарка отвалила в сторону и окружила какого-то длинного,
сухого человека, у которого поверх полушубка был надет длинный полосатый жилет, а на нем нашиты стекловидные пуговицы, от которых, когда он поворачивался из стороны в сторону, исходило слабое, тусклое блистание.
Это был длинный,
сухой человек, с длинными, тонкими ногами, с чрезвычайно длинными, бледными, тонкими пальцами, с обритым лицом, со скромно причесанными, довольно короткими волосами, с тонкими, изредка кривившимися не то насмешкой, не то улыбкой губами.
Вдобавок я не выучил немецкого урока, а пансионский немец,
сухой человек с рыжеватыми баками, бритыми усами и подбородком, которые постоянно были засыпаны мелким табаком, был человек строгий, неприятный и педантичный.
По возвращении домой она садилась к окну, и сердце ее делалось театром тех жгучих наслаждений, которые
сушат человека и в то же время втягивают его в себя сверхъестественною силой.
Неточные совпадения
Хотя мы знаем, что Евгений // Издавна чтенье разлюбил, // Однако ж несколько творений // Он из опалы исключил: // Певца Гяура и Жуана // Да с ним еще два-три романа, // В которых отразился век // И современный
человек // Изображен довольно верно // С его безнравственной душой, // Себялюбивой и
сухой, // Мечтанью преданной безмерно, // С его озлобленным умом, // Кипящим в действии пустом.
— Этот у меня будет светский молодой
человек, — сказал папа, указывая на Володю, — а этот поэт, — прибавил он, в то время как я, целуя маленькую
сухую ручку княгини, с чрезвычайной ясностью воображал в этой руке розгу, под розгой — скамейку, и т. д., и т. д.
На другой стороне, почти к боковым воротам, стоял другой полковник, небольшой
человек, весь высохший; но малые зоркие очи глядели живо из-под густо наросших бровей, и оборачивался он скоро на все стороны, указывая бойко тонкою,
сухою рукою своею, раздавая приказанья, видно было, что, несмотря на малое тело свое, знал он хорошо ратную науку.
Он был еще очень молод, одет как простолюдин, роста среднего, худощавый, с волосами, обстриженными в кружок, с тонкими, как бы
сухими чертами лица. Неожиданно оттолкнутый им
человек первый бросился было за ним в комнату и успел схватить его за плечо: это был конвойный; но Николай дернул руку и вырвался от него еще раз.
Его стройная фигура и
сухое лицо с небольшой темной бородкой; его не сильный, но внушительный голос, которым он всегда умел сказать слова, охлаждающие излишний пыл, — весь он казался
человеком, который что-то знает, а может быть, знает все.