Неточные совпадения
Решил, но — задумался; внезапному желанию
идти к Маргарите
мешало чувство какой-то неловкости, опасение, что он, не стерпев, спросит ее о Дронове и вдруг окажется, что Дронов говорил правду. Этой правды не хотелось.
Клим обнял его за талию, удержал на ногах и повел. Это было странно: Макаров
мешал идти, толкался, но шагал быстро, он почти бежал, а
шли до ворот дома мучительно долго. Он скрипел зубами, шептал, присвистывая...
— Я не
помешаю? — спрашивал он и
шел к роялю. Казалось, что, если б в комнате и не было бы никого, он все-таки спросил бы, не
помешает ли? И если б ему ответили: «Да,
помешаете», — он все-таки подкрался бы к инструменту.
Работы у него не было, на дачу он не собирался, но ему не хотелось
идти к Томилину, и его все более смущал фамильярный тон Дронова. Клим чувствовал себя независимее, когда Дронов сердито упрекал его, а теперь многоречивость Дронова внушала опасение, что он будет искать частых встреч и вообще
мешать жить.
— Понимаете вещь? — кричал он, стирая платком с лица пот и слезы, припрыгивая, вертясь, заглядывая в глаза. Он
мешал идти, Туробоев покосился на него и отстал шага на два.
В голове еще шумел молитвенный шепот баб,
мешая думать, но не
мешая помнить обо всем, что он видел и слышал. Молебен кончился. Уродливо длинный и тонкий седобородый старик с желтым лицом и безволосой головой в форме тыквы, сбросив с плеч своих поддевку, трижды перекрестился, глядя в небо, встал на колени перед колоколом и, троекратно облобызав край,
пошел на коленях вокруг него, крестясь и прикладываясь к изображениям святых.
— Пора
идти. Нелепый город, точно его черт палкой
помешал. И все в нем рычит: я те не Европа! Однако дома строят по-европейски, все эдакие вольные и уродливые переводы с венского на московский. Обок с одним таким уродищем притулился, нагнулся в улицу серенький курятничек в три окна, а над воротами — вывеска: кто-то «предсказывает будущее от пяти часов до восьми», — больше, видно, не может, фантазии не хватает. Будущее! — Кутузов широко усмехнулся...
По вечерам, не часто, Самгин
шел к Варваре, чтоб отдохнуть часок в привычной игре с нею, поболтать с Любашей, которая, хотя несколько
мешала игре, но становилась все более интересной своей осведомленностью о жизни различных кружков, о росте «освободительного», — говорила она, — движения.
Он чувствовал себя окрепшим. Все испытанное им за последний месяц утвердило его отношение к жизни, к людям. О себе сгоряча подумал, что он действительно независимый человек и, в сущности, ничто не
мешает ему выбрать любой из двух путей, открытых пред ним. Само собою разумеется, что он не
пойдет на службу жандармов, но, если б издавался хороший, независимый от кружков и партий орган, он, может быть, стал бы писать в нем. Можно бы неплохо написать о духовном родстве Константина Леонтьева с Михаилом Бакуниным.
— Идиотский город, восемьдесят пять процентов жителей — идиоты, десять — жулики, процента три — могли бы работать, если б им не
мешала администрация, затем
идут страшно умные, а потому ни к черту не годные мечтатели…
Толчки ветра и людей раздражали его. Варвара
мешала, нагибаясь, поправляя юбку, она сбивалась с ноги, потом, подпрыгивая, чтоб
идти в ногу с ним, снова путалась в юбке. Клим находил, что Спивак
идет деревянно, как солдат, и слишком высоко держит голову, точно она гордится тем, что у нее умер муж. И шагала она, как по канату, заботливо или опасливо соблюдая прямую линию. Айно
шла за гробом тоже не склоняя голову, но она
шла лучше.
Хотя кашель
мешал Дьякону, но говорил он с великой силой, и на некоторых словах его хриплый голос звучал уже по-прежнему бархатно. Пред глазами Самгина внезапно возникла мрачная картина: ночь, широчайшее поле, всюду по горизонту пылают огромные костры, и от костров
идет во главе тысяч крестьян этот яростный человек с безумным взглядом обнаженных глаз. Но Самгин видел и то, что слушатели, переглядываясь друг с другом, похожи на зрителей в театре, на зрителей, которым не нравится приезжий гастролер.
Лютов
мешал ему. Он
шел неровно, точно пьяный, — то забегал вперед Самгина, то отставал от него, но опередить Алину не решался, очевидно, боясь попасть ей на глаза.
Шел и жалобно сеял быстренькие слова...
Самгин тоже простился и быстро вышел, в расчете, что с этим парнем безопаснее
идти. На улице в темноте играл ветер, и, подгоняемый его толчками, Самгин быстро догнал Судакова, — тот
шел не торопясь, спрятав одну руку за пазуху, а другую в карман брюк,
шел быстро и пытался свистеть, но свистел плохо, — должно быть,
мешала разбитая губа.
Двойник молчал, толкая Самгина плечом в ямы и рытвины дороги, толкая на деревья, — он так
мешал идти, что Клим тоже толкнул его; тогда он свалился под ноги Клима, обнял их и дико закричал.
Он тряхнул головой, оторвался от стены и
пошел;
идти было тяжко, точно по песку,
мешали люди; рядом с ним шагал человек с ремешком на голове, в переднике и тоже в очках, но дымчатых.
— Ты
мешаешь мне
идти, — пожаловался Клим Иванович.
— Разве? — шутливо и громко спросил Спивак, настраивая балалайку. Самгин заметил, что солдаты смотрят на него недружелюбно, как на человека, который
мешает. И особенно пристально смотрели двое: коренастый, толстогубый, большеглазый солдат с подстриженными усами рыжего цвета, а рядом с ним прищурился и закусил губу человек в синей блузе с лицом еврейского типа. Коснувшись пальцем фуражки, Самгин
пошел прочь, его проводил возглас...
Неточные совпадения
Городничий. Полно вам, право, трещотки какие! Здесь нужная вещь: дело
идет о жизни человека… (К Осипу.)Ну что, друг, право, мне ты очень нравишься. В дороге не
мешает, знаешь, чайку выпить лишний стаканчик, — оно теперь холодновато. Так вот тебе пара целковиков на чай.
Не шуми, мати зелена дубровушка! // Не
мешай добру молодцу думу думати, // Как заутра мне, добру молодцу, на допрос
идти // Перед грозного судью, самого царя…
― У нас
идут переговоры с ее мужем о разводе. И он согласен; но тут есть затруднения относительно сына, и дело это, которое должно было кончиться давно уже, вот тянется три месяца. Как только будет развод, она выйдет за Вронского. Как это глупо, этот старый обычай кружения, «Исаия ликуй», в который никто не верит и который
мешает счастью людей! ― вставил Степан Аркадьич. ― Ну, и тогда их положение будет определенно, как мое, как твое.
— Хорошо, так поезжай домой, — тихо проговорила она, обращаясь к Михайле. Она говорила тихо, потому что быстрота биения сердца
мешала ей дышать. «Нет, я не дам тебе мучать себя», подумала она, обращаясь с угрозой не к нему, не к самой себе, а к тому, кто заставлял ее мучаться, и
пошла по платформе мимо станции.
Я люблю сомневаться во всем: это расположение ума не
мешает решительности характера — напротив, что до меня касается, то я всегда смелее
иду вперед, когда не знаю, что меня ожидает. Ведь хуже смерти ничего не случится — а смерти не минуешь!