Неточные совпадения
Гениальнейший художник, который так изумительно тонко
чувствовал силу зла, что казался творцом его, дьяволом, разоблачающим самого себя, — художник этот,
в стране, где большинство господ было такими же рабами, как их слуги, истерически кричал...
Бывали минуты, когда эта роль, утомляя, вызывала
в нем смутное сознание зависимости от
силы, враждебной ему, — минуты, когда он
чувствовал себя слугою неизвестного господина.
Количество таких воспоминаний и вопросов возрастало, они становились все противоречивей, сложней.
Чувствуя себя не
в силах разобраться
в этом хаосе, Клим с негодованием думал...
— Екатерина Великая скончалась
в тысяча семьсот девяносто шестом году, — вспоминал дядя Хрисанф; Самгину было ясно, что москвич верит
в возможность каких-то великих событий, и ясно было, что это — вера многих тысяч людей. Он тоже
чувствовал себя способным поверить: завтра явится необыкновенный и, может быть, грозный человек, которого Россия ожидает целое столетие и который, быть может, окажется
в силе сказать духовно растрепанным, распущенным людям...
И Самгин начинал
чувствовать себя виноватым
в чем-то пред тихими человечками, он смотрел на них дружелюбно, даже с оттенком почтения к их внешней незначительности, за которой скрыта сказочная, всесозидающая
сила.
— Весьма опасаюсь распущенного ума! — продолжал он, глядя
в окно, хотя какую-то частицу его взгляда Клим щекотно
почувствовал на своем лице. — Очень верно сказано: «Уме недозрелый, плод недолгой науки». Ведь умишко наш — неблаговоспитанный кутенок, ему — извините! — все равно, где гадить — на кресле, на дорогом ковре и на престоле царском,
в алтарь пустите — он и там напачкает. Он, играючи, мебель грызет, сапог, брюки рвет,
в цветочных клумбах ямки роет, губитель красоты по
силе глупости своей.
Сомова говорила о будущем
в тоне мальчишки, который любит кулачный бой и совершенно уверен, что
в следующее воскресенье будут драться. С этим приходилось мириться, это настроение принимало характер эпидемии, и Клим иногда
чувствовал, что постепенно, помимо воли своей, тоже заражается предчувствием неизбежности столкновения каких-то
сил.
Каждым движением и взглядом, каждой нотой она заставляла
чувствовать ее уверенность
в неотразимой
силе тела.
Размышляя об этом, Самгин на минуту
почувствовал себя способным встать и крикнуть какие-то грозные слова, даже представил, как повернутся к нему десятки изумленных, испуганных лиц. Но он тотчас сообразил, что, если б голос его обладал исключительной
силой, он утонул бы
в диком реве этих людей,
в оглушительном плеске их рук.
Никонова наклонила голову, а он принял это как знак согласия с ним. Самгин надеялся сказать ей нечто такое, что поразило бы ее своей
силой, оригинальностью, вызвало бы
в женщине восторг пред ним. Это, конечно, было необходимо, но не удавалось. Однако он был уверен, что удастся, она уже нередко смотрела на него с удивлением, а он
чувствовал ее все более необходимой.
Самгин
чувствовал, что на него смотрят как на непосредственного участника
в трагическом событии, тайные
силы которого невозможно понять, несмотря на все красноречие рассказов о нем.
Он
чувствовал себя
в силе сказать много резкостей, но Лютов поднял руку, как для удара, поправил шапку, тихонько толкнул кулаком другой руки
в бок Самгина и отступил назад, сказав еще раз, вопросительно...
Не
чувствовал он и прочной симпатии к ней, но почти после каждой встречи отмечал, что она все более глубоко интересует его и что есть
в ней странная
сила; притягивая и отталкивая, эта
сила вызывает
в нем неясные надежды на какое-то необыкновенное открытие.
Клим Самгин
чувствовал себя так, точно сбросил с плеч привычное бремя и теперь требовалось, чтоб он изменил все движения своего тела. Покручивая бородку, он думал о вреде торопливых объяснений. Определенно хотелось, чтоб представление о Марине возникло снова
в тех ярких красках, с тою интригующей
силой, каким оно было
в России.
Было совершенно ясно, что эти изумительно нарядные женщины, величественно плывущие
в экипажах, глубоко
чувствуют силу своего обаяния и что сотни мужчин, любуясь их красотой, сотни женщин, завидуя их богатству, еще более, если только это возможно, углубляют сознание
силы и власти красавиц, победоносно и бесстыдно показывающих себя.
И многие неспособны
чувствовать это, потому что такое сочетание иронии и пафоса — редчайшее сочетание, и до Ильича я
чувствую его только у Марата, но не
в такой
силе».
Газеты большевиков раздражали его еще более сильно, раздражали и враждебно тревожили.
В этих газетах он
чувствовал явное намерение поссорить его с самим собою, ‹убедить его
в безвыходности положения страны,› неправильности всех его оценок, всех навыков мысли. Они действовали иронией, насмешкой, возмущали грубостью языка, прямолинейностью мысли. Их материал освещался социальной философией, и это была «система фраз», которую он не
в силах был оспорить.
Он мог бы одинаково свободно и с равной
силой повторить любую мысль, каждую фразу, сказанную любым человеком, но он
чувствовал, что весь поток этих мыслей требует ограничения
в единую норму, включения
в берега,
в русло.
Но каждый раз, присутствуя на собраниях, он
чувствовал, что раздраженные речи, сердитые споры людей изобличают почти
в каждом из них такое же кипение тревоги, такой же страшок пред завтрашним днем, такие же намерения развернуть свои
силы и отсутствие уверенности
в них.
Неточные совпадения
Почтмейстер. Сам не знаю, неестественная
сила побудила. Призвал было уже курьера, с тем чтобы отправить его с эштафетой, — но любопытство такое одолело, какого еще никогда не
чувствовал. Не могу, не могу! слышу, что не могу! тянет, так вот и тянет!
В одном ухе так вот и слышу: «Эй, не распечатывай! пропадешь, как курица»; а
в другом словно бес какой шепчет: «Распечатай, распечатай, распечатай!» И как придавил сургуч — по жилам огонь, а распечатал — мороз, ей-богу мороз. И руки дрожат, и все помутилось.
Стародум(видя
в тоске г-жу Простакову). Сударыня! Ты сама себя
почувствуешь лучше, потеряв
силу делать другим дурно.
Над городом парит окруженный облаком градоначальник или, иначе, сухопутных и морских
сил города Непреклонска оберкомендант, который со всеми входит
в пререкания и всем дает
чувствовать свою власть.
Но он не без основания думал, что натуральный исход всякой коллизии [Колли́зия — столкновение противоположных
сил.] есть все-таки сечение, и это сознание подкрепляло его.
В ожидании этого исхода он занимался делами и писал втихомолку устав «о нестеснении градоначальников законами». Первый и единственный параграф этого устава гласил так: «Ежели
чувствуешь, что закон полагает тебе препятствие, то, сняв оный со стола, положи под себя. И тогда все сие, сделавшись невидимым, много тебя
в действии облегчит».
Об одеждах своих она не заботилась, как будто инстинктивно
чувствовала, что
сила ее не
в цветных сарафанах, а
в той неистощимой струе молодого бесстыжества, которое неудержимо прорывалось во всяком ее движении.