Неточные совпадения
Самгин взглянул на бескровное
лицо жены, поправил ее разбросанные по подушке волосы необыкновенного золотисто-лунного
цвета и бесшумно вышел из спальни.
Настоящий Старик, бережно переставляя одеревеневшие ноги свои, слишком крепко тычет палкой в пол, кашляет так, что у него дрожат уши, а
лицо и шея окрашиваются в
цвет спелой сливы; пристукивая палкой, он говорит матери, сквозь сердитый кашель...
Она стояла, прислонясь спиною к тонкому стволу березы, и толкала его плечом, с полуголых ветвей медленно падали желтые листья, Лидия втаптывала их в землю, смахивая пальцами непривычные слезы со щек, и было что-то брезгливое в быстрых движениях ее загоревшей руки.
Лицо ее тоже загорело до
цвета бронзы, тоненькую, стройную фигурку красиво облегало синее платье, обшитое красной тесьмой, в ней было что-то необычное, удивительное, как в девочках цирка.
Не более пяти-шести шагов отделяло Клима от края полыньи, он круто повернулся и упал, сильно ударив локтем о лед. Лежа на животе, он смотрел, как вода, необыкновенного
цвета, густая и, должно быть, очень тяжелая, похлопывала Бориса по плечам, по голове. Она отрывала руки его ото льда, играючи переплескивалась через голову его, хлестала по
лицу, по глазам, все
лицо Бориса дико выло, казалось даже, что и глаза его кричат: «Руку… дай руку…»
Его суховатое, остроносое
лицо украшали дымчатого
цвета очки, прикрывая недоверчивый блеск голубоватых, холодных глаз, а негустые, но жесткие волосы, остриженные, по форме, коротко, и аккуратный мундир подчеркивали его солидность.
Но Клим уже не слушал, теперь он был удивлен и неприятно и неприязненно. Он вспомнил Маргариту, швейку, с круглым, бледным
лицом, с густыми тенями в впадинах глубоко посаженных глаз. Глаза у нее неопределенного, желтоватого
цвета, взгляд полусонный, усталый, ей, вероятно, уж под тридцать лет. Она шьет и чинит белье матери, Варавки, его; она работает «по домам».
И, охнув, когда Клим пожал ей руку, объяснила, что у нее ревматизм. Торопливо, мелкими словами она стала расспрашивать о Варавке, но вошла пышная девица, обмахивая
лицо, как веером, концом толстой косы золотистого
цвета, и сказала густым альтом...
Над столом мелькали обезьяньи лапки старушки, безошибочно и ловко передвигая посуду, наливая чай, не умолкая шелестели ее картавые словечки, — их никто не слушал. Одетая в сукно мышиного
цвета, она тем более напоминала обезьяну. По морщинам темненького
лица быстро скользили легкие улыбочки. Клим нашел улыбочки хитрыми, а старуху неестественной. Ее говорок тонул в грубоватом и глупом голосе Дмитрия...
Когда она злилась, красные пятна с ее щек исчезали, и
лицо, приняв пепельный
цвет, мертвело, а в глазах блестели зеленые искры.
Лютов ткнул в грудь свою, против сердца, указательным пальцем и повертел им, точно штопором. Неуловимого
цвета, но очень блестящие глаза его смотрели в
лицо Клима неприятно щупающим взглядом; один глаз прятался в переносье, другой забегал под висок. Они оба усмешливо дрогнули, когда Клим сказал...
Освещенное девичьими глазами сапфирового
цвета круглое и мягкое
лицо казалось раскрашенным искусственно; излишне ярки были пухлые губы, слишком велики и густы золотистые брови, в общем это была неподвижная маска фарфоровой куклы.
Недалеко взвилась, шипя, ракета и с треском лопнула, заглушив восторженное ура детей. Затем вспыхнул бенгальский огонь, отсветы его растеклись,
лицо Маракуева окрасилось в неестественно белый, ртутный
цвет, стало мертвенно зеленым и наконец багровым, точно с него содрали кожу.
Климу казалось, что самое замечательное на обширном
лице редактора — его нижняя, обиженно отвисшая губа лиловатого
цвета.
Это была первая фраза, которую Клим услыхал из уст Радеева. Она тем более удивила его, что была сказана как-то так странно, что совсем не сливалась с плотной, солидной фигуркой мельника и его тугим, крепким
лицом воскового или, вернее, медового
цвета. Голосок у него был бескрасочный, слабый, говорил он на о, с некоторой натугой, как говорят после длительной болезни.
Сегодня она была особенно похожа на цыганку: обильные, курчавые волосы, которые она никогда не могла причесать гладко, суховатое, смуглое
лицо с горячим взглядом темных глаз и длинными ресницами, загнутыми вверх, тонкий нос и гибкая фигура в юбке
цвета бордо, узкие плечи, окутанные оранжевой шалью с голубыми
цветами.
В кошомной юрте сидели на корточках девять человек киргиз чугунного
цвета; семеро из них с великой силой дули в длинные трубы из какого-то глухого к музыке дерева; юноша, с невероятно широким переносьем и черными глазами где-то около ушей, дремотно бил в бубен, а игрушечно маленький старичок с
лицом, обросшим зеленоватым мохом, ребячливо колотил руками по котлу, обтянутому кожей осла.
Иноков постригся, побрил щеки и, заменив разлетайку дешевеньким костюмом мышиного
цвета, стал незаметен, как всякий приличный человек. Только веснушки на
лице выступили еще более резко, а в остальном он почти ничем не отличался от всех других, несколько однообразно приличных людей. Их было не много, на выставке они очень интересовались архитектурой построек, посматривали на крыши, заглядывали в окна, за углы павильонов и любезно улыбались друг другу.
Он коротко остриг волосы, обнажив плоский череп, от этого
лицо его стало шире, а пуговка носа точно вспухла и расплылась. Пощипывая усики
цвета уличной пыли, он продолжал...
Его фарфоровое, розовое
лицо, пухлые губы и неопределенного
цвета туманные глаза заставляли ждать, что он говорит женственно мягко, но голосок у него был сухозвонкий, кисленький и как будто злой.
В черном плаще, в широкой шляпе с загнутыми полями и огромным пепельного
цвета пером, с тростью в руке, она имела вид победоносный, великолепное
лицо ее было гневно нахмурено. Самгин несколько секунд смотрел на нее с почтительным изумлением, сняв фуражку.
Вошла Лидия, одетая в необыкновенный халатик оранжевого
цвета, подпоясанный зеленым кушаком. Волосы у нее были влажные, но от этого шапка их не стала меньше. Смуглое
лицо ярко разгорелось, в зубах дымилась папироса, она рядом с Алиной напоминала слишком яркую картинку не очень искусного художника. Морщась от дыма, она взяла чашку чая, вылила чай в полоскательницу и сказала...
Лицо тоже измятое, серое, с негустой порослью волос лубочного
цвета, на подбородке волосы обещали вырасти острой бородою; по углам очень красивого рта свешивались — и портили рот — длинные, жидкие усы.
Но старообразное и очень подвижное
лицо это освещали приятные глаза, живые, усмешливые, золотистого
цвета.
И, вытирая фартуком
лицо свое,
цвета корки пшеничного хлеба, она посоветовала, осудительно причмокивая...
Был он ниже среднего роста, очень худенький, в блузе
цвета осенних туч и похожей на блузу Льва Толстого; он обладал
лицом подростка, у которого преждевременно вырос седоватый клинушек бороды; его черненькие глазки неприятно всасывали Клима,
лицо украшал остренький нос и почти безгубый ротик, прикрытый белой щетиной негустых усов.
Она была вся в зеленом, украшена травами из лент, чулки ее сплошь в серебряных блестках, на распущенных волосах — венок из трав и желтых
цветов; она — без маски, но искусно подгримирована: огромные, глубоко провалившиеся глаза, необыкновенно изогнутые брови, яркие губы, от этого
лицо ее сделалось замученным, раздражающе и нечеловечески красивым.
— Выпейте с нами, мудрец, — приставал Лютов к Самгину. Клим отказался и шагнул в зал, встречу аплодисментам. Дама в кокошнике отказалась петь, на ее место встала другая, украинка, с незначительным
лицом, вся в
цветах, в лентах, а рядом с нею — Кутузов. Он снял полумаску, и Самгин подумал, что она и не нужна ему, фальшивая серая борода неузнаваемо старила его
лицо. Толстый маркиз впереди Самгина сказал...
Пианиста одели в сюртучок, аккуратно уложили в хороший гроб, с фестончиками по краям, обильно украсили
цветами, и зеленоватое
лицо законно умершего человека как будто утратило смутившее Самгина жуткое выражение непонятливости.
Патрон был мощный человек лет за пятьдесят, с большою, тяжелой головой в шапке густых, вихрастых волос сивого
цвета, с толстыми бровями; эти брови и яркие, точно у женщины, губы, поджатые брезгливо или скептически, очень украшали его бритое
лицо актера на роли героев.
Лицо у нее было большое, кирпичного
цвета и жутко неподвижно, она вращала шеей и, как многие в толпе, осматривала площадь широко открытыми глазами, которые первый раз видят эти древние стены, тяжелые торговые ряды, пеструю церковь и бронзовые фигуры Минина, Пожарского.
В саду старик в глухом клетчатом жилете полол траву на грядках.
Лицо и шея у него были фиолетовые,
цвета гниющего мяса. Поймав взгляд Самгина, Никонова торопливо сказала...
Вошел кудрявый парень в белой рубахе, с
лицом счастливого человека, принес бутылку настойки янтарного
цвета, тарелку моченых яблоков и спросил, ангельски улыбаясь, — не прикажут ли еще чего-нибудь.
Лицо у него смуглое, четкой, мелкой лепки, а лоб слишком высок, тяжел и давит это почти красивое, но очень носатое
лицо. Большие, янтарного
цвета глаза лихорадочно горят, в глубоких глазницах густые тени. Нервными пальцами скатывая аптечный рецепт в трубочку, он говорит мягким голосом и немножко картавя...
Являлся чиновник особых поручений при губернаторе Кианский, молодой человек в носках одного
цвета с галстуком, фиолетовый протопоп Славороссов; благообразный, толстенький тюремный инспектор Топорков, человек с голым черепом, похожим на огромную, уродливую жемчужину «барок», с невидимыми глазами на жирненьком
лице и с таким же, почти невидимым, носом, расплывшимся между розовых щечек, пышных, как у здорового ребенка.
Проходя мимо лагерей, он увидал над гребнем ямы от солдатской палатки характерное
лицо Ивана Дронова, расширенное неприятной, заигрывающей улыбкой. Голова Дронова обнажена, и встрепанные волосы почти одного
цвета с жухлым дерном. На десяток шагов дальше от нее она была бы неразличима. Самгин прикоснулся рукою к шляпе и хотел пройти мимо, но Дронов закричал...
Она стояла пред ним в дорогом платье, такая пышная, мощная, стояла, чуть наклонив
лицо, и хорошие глаза ее смотрели строго, пытливо. Клим не успел ответить, в прихожей раздался голос Лютова. Алина обернулась туда, вошел Лютов, ведя за руку маленькую женщину с гладкими волосами рыжего
цвета.
Лицо ее нарумянено, сквозь румяна проступают веснушки. Овальные, слишком большие глаза — неуловимого
цвета и весело искрятся, нос задорно вздернут; она — тоненькая, а бюст — высокий и точно чужой. Одета она скромно, в гладкое платье голубоватой окраски. Клим нашел в ней что-то хитрое, лисье. Она тоже говорит о революции.
Молодой человек говорил что-то о Стендале, Овидии, голос у него был звонкий, но звучал обиженно, плоское
лицо украшали жиденькие усы и такие же брови, но они, одного
цвета с кожей, были почти невидимы, и это делало молодого человека похожим на скопца.
Пышно украшенный
цветами, зеленью, лентами, осененный красным знаменем гроб несли на плечах, и казалось, что несут его люди неестественно высокого роста. За гробом вели под руки черноволосую женщину, она тоже была обвязана, крест-накрест, красными лентами; на черной ее одежде ленты выделялись резко, освещая бледное
лицо, густые, нахмуренные брови.
Маленькое, всегда красное
лицо повара окрашено в темный, землистый
цвет, — его искажали судороги, глаза смотрели безумно, а прищуренные глаза медника изливали ненависть; он стоял против повара, прижав кулак к сердцу, и, казалось, готовился бить повара.
Осветив руки Анфимьевны, вспухшие на груди повара, Самгин осветил и
лицо ее, круглое, точно арбуз, окрашенное в лиловый
цвет, так же как ее руки, а личико повара было темное и похоже на большую картофелину.
За стеклами ее очков он не видел глаз, но нашел, что
лицо ее стало более резко цыганским, кожа —
цвета бумаги, выгоревшей на солнце; тонкие, точно рисунок пером, морщинки около глаз придавали ее
лицу выражение улыбчивое и хитроватое; это не совпадало с ее жалобными словами.
Он вскочил из-за стола, точно собираясь идти куда-то, остановился у окна в
цветах, вытер салфеткой пот с
лица, швырнул ее на пол и, широко размахнув руками, просипел...
Перед нею — лампа под белым абажуром, две стеариновые свечи, толстая книга в желтом переплете;
лицо Лидии — зеленоватое, на нем отражается
цвет клеенки; в стеклах очков дрожат огни свеч; Лидия кажется выдуманной на страх людям.
Он — среднего роста, но так широкоплеч, что казался низеньким. Под изорванным пиджаком неопределенного
цвета на нем — грязная, холщовая рубаха, на ногах — серые, клетчатые брюки с заплатами и растоптанные резиновые галоши. Широкое, скуластое
лицо, маленькие, острые глаза и растрепанная борода придавали ему сходство с портретами Льва Толстого.
На столе горела маленькая лампа под зеленым абажуром, неприятно окрашивая
лицо Лютова в два
цвета: лоб — зеленоватый, а нижняя часть
лица, от глаз до бородки, устрашающе темная.
Но вот из-за кулис, под яростный грохот и вой оркестра, выскочило десятка три искусно раздетых девиц, в такт задорной музыки они начали выбрасывать из ворохов кружев и разноцветных лент голые ноги; каждая из них была похожа на огромный махровый
цветок, ноги их трепетали, как пестики в лепестках, девицы носились по сцене с такой быстротой, что, казалось, у всех одно и то же ярко накрашенное, соблазнительно улыбающееся
лицо и что их гоняет по сцене бешеный ветер.
Из-под глаз на пухлые щеки,
цвета пшеничного теста, опускаются синеватые мешки морщин, в подушечки сдобных щек воткнут небольшой хрящеватый и острый нос, чужой на этом обширном
лице.
— Вот мы и у пристани! Если вам жарко — лишнее можно снять, — говорил он, бесцеремонно сбрасывая с плеч сюртук. Без сюртука он стал еще более толстым и более остро засверкала бриллиантовая запонка в мягкой рубашке. Сорвал он и галстук, небрежно бросил его на подзеркальник, где стояла ваза с
цветами. Обмахивая платком
лицо, высунулся в открытое окно и удовлетворенно сказал...
Озябшими руками Самгин снял очки, протер стекла, оглянулся: маленькая комната, овальный стол, диван, три кресла и полдюжины мягких стульев малинового
цвета у стен, шкаф с книгами, фисгармония, на стене большая репродукция с картины Франца Штука «Грех» — голая женщина, с грубым
лицом, в объятиях змеи, толстой, как водосточная труба, голова змеи — на плече женщины.