Неточные совпадения
«Счетовод», — неприязненно подумал Клим. Взглянув в зеркало, он тотчас погасил усмешку
на своем лице. Затем нашел, что лицо унылое и
похудело. Выпив стакан молока, он аккуратно разделся, лег в постель и вдруг почувствовал, что ему жалко себя. Пред
глазами встала фигура «лепообразного» отрока, память подсказывала его неумелые речи.
— Вот, например, англичане: студенты у них не бунтуют, и вообще они — живут без фантазии, не бредят, потому что у них — спорт. Мы
на Западе
плохое — хватаем, а хорошего — не видим. Для народа нужно чаще устраивать религиозные процессии, крестные хода. Папизм — чем крепок? Именно — этими зрелищами, театральностью. Народ постигает религию
глазом, через материальное. Поклонение богу в духе проповедуется тысячу девятьсот лет, но мы видим, что пользы в этом мало, только секты расплодились.
Вскоре явилась Любаша Сомова; получив разрешение жить в Москве, она снова заняла комнату во флигеле. Она немножко
похудела и как будто выросла, ее голубые
глаза смотрели
на людей еще более доброжелательно; Татьяна Гогина сказала Варваре...
Она почти не изменилась внешне, только сильно
похудела, но — ни одной морщины
на ее круглом лице и все тот же спокойный взгляд голубоватых
глаз.
Вошли Алина и Дуняша. У Алины лицо было все такое же окостеневшее, только еще более
похудело; из-под нахмуренных бровей
глаза смотрели виновато. Дуняша принесла какие-то пакеты и, положив их
на стол, села к самовару. Алина подошла к Лютову и, гладя его редкие волосы, спросила тихо...
Теперь ее
глаза были устало прикрыты ресницами, лицо
похудело, вытянулось, нездоровый румянец горел
на щеках, — покашливая, она лежала
на кушетке, вытянув ноги, прикрытые клетчатым пледом.
— Ну, и не говорите, — посоветовал Тагильский. При огне лицо его стало как будто благообразнее:
похудело, опали щеки, шире открылись
глаза и как-то добродушно заершились усы. Если б он был выше ростом и не так толст, он был бы похож
на офицера какого-нибудь запасного батальона, размещенного в глухом уездном городе.
Ногайцев старался утешать, а приват-доцент Пыльников усиливал тревогу. Он служил
на фронте цензором солдатской корреспонденции, приехал для операции аппендикса, с месяц лежал в больнице, сильно
похудел, оброс благочестивой светлой бородкой, мягкое лицо его подсохло, отвердело,
глаза открылись шире, и в них застыло нечто постное, унылое. Когда он молчал, он сжимал челюсти, и борода его около ушей непрерывно, неприятно шевелилась, но молчал он мало, предпочитая говорить.
— Вероятно, то, что думает. — Дронов сунул часы в карман жилета, руки — в карманы брюк. — Тебе хочется знать, как она со мной? С
глазу на глаз она не удостоила побеседовать. Рекомендовала меня своим как-то так: человек не совсем
плохой, но совершенно бестолковый. Это очень понравилось ведьмину сыну, он чуть не задохнулся от хохота.
Неточные совпадения
— Вот, я приехал к тебе, — сказал Николай глухим голосом, ни
на секунду не спуская
глаз с лица брата. — Я давно хотел, да всё нездоровилось. Теперь же я очень поправился, — говорил он, обтирая свою бороду большими
худыми ладонями.
Он был еще
худее, чем три года тому назад, когда Константин Левин видел его в последний раз.
На нем был короткий сюртук. И руки и широкие кости казались еще огромнее. Волосы стали реже, те же прямые усы висели
на губы, те же
глаза странно и наивно смотрели
на вошедшего.
Дарья Александровна, в кофточке и с пришпиленными
на затылке косами уже редких, когда-то густых и прекрасных волос, с осунувшимся,
худым лицом и большими, выдававшимися от худобы лица, испуганными
глазами, стояла среди разбросанных по комнате вещей пред открытою шифоньеркой, из которой она выбирала что-то.
Мы тронулись в путь; с трудом пять
худых кляч тащили наши повозки по извилистой дороге
на Гуд-гору; мы шли пешком сзади, подкладывая камни под колеса, когда лошади выбивались из сил; казалось, дорога вела
на небо, потому что, сколько
глаз мог разглядеть, она все поднималась и наконец пропадала в облаке, которое еще с вечера отдыхало
на вершине Гуд-горы, как коршун, ожидающий добычу; снег хрустел под ногами нашими; воздух становился так редок, что было больно дышать; кровь поминутно приливала в голову, но со всем тем какое-то отрадное чувство распространилось по всем моим жилам, и мне было как-то весело, что я так высоко над миром: чувство детское, не спорю, но, удаляясь от условий общества и приближаясь к природе, мы невольно становимся детьми; все приобретенное отпадает от души, и она делается вновь такою, какой была некогда и, верно, будет когда-нибудь опять.
Как теперь гляжу
на эту лошадь: вороная как смоль, ноги — струнки, и
глаза не
хуже, чем у Бэлы; а какая сила! скачи хоть
на пятьдесят верст; а уж выезжена — как собака бегает за хозяином, голос даже его знала!