Неточные совпадения
— В сущности, город — беззащитен, — сказал Клим, но Макарова уже не было на крыше, он незаметно
ушел.
По улице, над серым булыжником мостовой, с громом скакали черные лошади, запряженные в зеленые телеги, сверкали медные головы пожарных, и все это было странно, как сновидение. Клим Самгин спустился с крыши, вошел в дом, в прохладную тишину. Макаров сидел у стола с газетой в руке и читал, прихлебывая крепкий чай.
Клим чувствовал себя все более тревожно, неловко, он понимал, что было бы вообще приличнее и тактичнее
по отношению к Лидии, если бы он ходил
по улицам, искал ее, вместо того чтоб сидеть здесь и пить чай. Но теперь и
уйти неловко.
Она
ушла легкой своей походкой, осторожно ступая на пальцы ног. Не хватало только, чтоб она приподняла юбку, тогда было бы похоже, что она идет
по грязной
улице.
Самгин простился со стариком и
ушел, убежденный, что хорошо, до конца, понял его. На этот раз он вынес из уютной норы историка нечто беспокойное. Он чувствовал себя человеком, который не может вспомнить необходимое ему слово или впечатление, сродное только что пережитому. Шагая
по уснувшей
улице, под небом, закрытым одноцветно серой массой облаков, он смотрел в небо и щелкал пальцами, напряженно соображая: что беспокоит его?
— К сожалению, мне нужно идти в университет, — объявил Клим,
ушел и до усталости шагал
по каким-то тихим
улицам, пытаясь представить, как встретится он с Лидией, придумывая, как ему вести себя с нею.
Самгин давно знал, что он тут лишний, ему пора
уйти. Но удерживало любопытство, чувство тупой усталости и близкое страху нежелание идти одному
по улицам. Теперь, надеясь, что пойдет вчетвером, он вышел в прихожую и, надевая пальто, услыхал голос Морозова...
Выпустили Самгина неожиданно и с какой-то обидной небрежностью: утром пришел адъютант жандармского управления с товарищем прокурора, любезно поболтали и
ушли, объявив, что вечером он будет свободен, но освободили его через день вечером. Когда он ехал домой, ему показалось, что
улицы необычно многолюдны и в городе шумно так же, как в тюрьме. Дома его встретил доктор Любомудров, он шел
по двору в больничном халате, остановился, взглянул на Самгина из-под ладони и закричал...
Самгин
ушел к себе, разделся, лег, думая, что и в Москве, судя
по письмам жены,
по газетам, тоже неспокойно. Забастовки, митинги, собрания, на
улицах участились драки с полицией. Здесь он все-таки притерся к жизни. Спивак относится к нему бережно, хотя и суховато. Она вообще бережет людей и была против демонстрации, организованной Корневым и Вараксиным.
Самгин тотчас предложил выпить за французского рабочего, выпили, он раскланялся и
ушел так быстро, точно боялся, что его остановят. Он не любил смеяться над собой, он редко позволял себе это, но теперь, шагая
по темной, тихой
улице, усмехался.
Неточные совпадения
— Это мы хорошо сделали, что теперь
ушли, — заторопилась, перебивая, Пульхерия Александровна, — он куда-то
по делу спешил; пусть пройдется, воздухом хоть подышит… ужас у него душно… а где тут воздухом-то дышать? Здесь и на
улицах, как в комнатах без форточек. Господи, что за город!.. Постой, посторонись, задавят, несут что-то! Ведь это фортепиано пронесли, право… как толкаются… Этой девицы я тоже очень боюсь…
— Что ж, хоть бы и
уйти? — заметил Захар. — Отчего же и не отлучиться на целый день? Ведь нездорово сидеть дома. Вон вы какие нехорошие стали! Прежде вы были как огурчик, а теперь, как сидите, Бог знает на что похожи. Походили бы
по улицам, посмотрели бы на народ или на другое что…
Он не спал всю ночь: грустный, задумчивый проходил он взад и вперед
по комнате; на заре
ушел из дома, ходил
по Неве,
по улицам, Бог знает, что чувствуя, о чем думая…
Он медленно
ушел домой и две недели ходил убитый, молчаливый, не заглядывал в студию, не видался с приятелями и бродил
по уединенным
улицам. Горе укладывалось, слезы иссякли, острая боль затихла, и в голове только оставалась вибрация воздуха от свеч, тихое пение, расплывшееся от слез лицо тетки и безмолвный, судорожный плач подруги…»
— Il s'en va, il s'en va! [Он
уходит,
уходит! (франц.)] — гналась за мною Альфонсина, крича своим разорванным голосом, — mais il me tuera, monsieur, il me tuera! [Но ведь он убьет меня, сударь, убьет! (франц.)] — Но я уже выскочил на лестницу и, несмотря на то, что она даже и
по лестнице гналась за мной, успел-таки отворить выходную дверь, выскочить на
улицу и броситься на первого извозчика. Я дал адрес мамы…