Неточные совпадения
Не желая, чтоб она увидала по глазам его, что он ей не верит, Клим закрыл глаза. Из книг, из разговоров взрослых он уже
знал, что мужчина становится на колени перед
женщиной только тогда, когда влюблен
в нее. Вовсе не нужно вставать на колени для того, чтоб снять с юбки гусеницу.
Было обидно
узнать, что Дронов и
в отношении к
женщине успел забежать вперед его.
Клим,
зная, что Туробоев влюблен
в Спивак и влюблен не без успеха, — если вспомнить три удара
в потолок комнаты брата, — удивлялся.
В отношении Туробоева к этой
женщине явилось что-то насмешливое и раздражительное. Туробоев высмеивал ее суждения и вообще как будто не хотел, чтоб при нем она говорила с другими.
— Вот — видишь? Я же говорю: это — органическое! Уже
в мифе о сотворении
женщины из ребра мужчины совершенно очевидна ложь, придуманная неискусно и враждебно. Создавая эту ложь, ведь уже
знали, что
женщина родит мужчину и что она родит его для
женщины.
— Любопытна слишком. Ей все надо
знать — судоходство, лесоводство. Книжница. Книги портят
женщин. Зимою я познакомился с водевильной актрисой, а она вдруг спрашивает: насколько зависим Ибсен от Ницше? Да черт их
знает, кто от кого зависит! Я — от дураков. Мне на днях губернатор сказал, что я компрометирую себя, давая работу политическим поднадзорным. Я говорю ему: Превосходительство! Они относятся к работе честно! А он: разве, говорит, у нас,
в России, нет уже честных людей неопороченных?
В ней не осталось почти ничего, что напоминало бы девушку, какой она была два года тому назад, — девушку, которая так бережно и гордо несла по земле свою красоту. Красота стала пышнее, ослепительней, движения Алины приобрели ленивую грацию, и было сразу понятно — эта
женщина знает: все, что бы она ни сделала, — будет красиво.
В сиреневом шелке подкладки рукавов блестела кожа ее холеных рук и, несмотря на лень ее движений, чувствовалась
в них размашистая дерзость. Карие глаза улыбались тоже дерзко.
— Он был добрый.
Знал — все, только не умеет
знать себя. Он сидел здесь и там, —
женщина указала рукою
в углы комнаты, — но его никогда не было дома. Это есть такие люди, они никогда не умеют быть дома, это есть — русские, так я думаю. Вы — понимаете?
Женщина шагнула встречу Клима, он посторонился и,
узнав в ней знакомую Лютова, заметил, что она тоже как будто
узнала его.
— Ты не
знаешь, это правда, что Алина поступила
в оперетку и что она вообще стала доступной
женщиной. Да? Это — ужасно! Подумай — кто мог ожидать этого от нее!
Слезы текли скупо из его глаз, но все-таки он ослеп от них, снял очки и спрятал лицо
в одеяло у ног Варвары. Он впервые плакал после дней детства, и хотя это было постыдно, а — хорошо: под слезами обнажался человек, каким Самгин не
знал себя, и росло новое чувство близости к этой знакомой и незнакомой
женщине. Ее горячая рука гладила затылок, шею ему, он слышал прерывистый шепот...
Только по голосу он
узнал, что эта высокая, скромно одетая
женщина, с лицом под вуалью,
в какой-то оригинальной, но не модной шапочке с белым пером — Лидия.
Этой части города он не
знал, шел наугад, снова повернул
в какую-то улицу и наткнулся на группу рабочих, двое были удобно, головами друг к другу, положены к стене, под окна дома, лицо одного — покрыто шапкой: другой, небритый, желтоусый, застывшими глазами смотрел
в сизое небо, оно крошилось снегом; на каменной ступени крыльца сидел пожилой человек
в серебряных очках, толстая
женщина, стоя на коленях, перевязывала ему ногу выше ступни, ступня была
в крови, точно
в красном носке, человек шевелил пальцами ноги, говоря негромко, неуверенно...
— Чего буяните? — говорил он. — Зря все! Видите: красных лентов нету, стало быть, не забастовщик, ну? И
женщина провожает… подходящая, из купчих, видно. Господин — тоже купец, я его
знаю, пером торгует
в Китай-городе, фамилие забыл. Ну? Служащего, видать, хоронют…
За спиною Самгина, толкнув его вперед, хрипло рявкнула
женщина, раздалось тихое ругательство, удар по мягкому, а Самгин очарованно смотрел, как передовой солдат и еще двое, приложив ружья к плечам, начали стрелять. Сначала упал, высоко взмахнув ногою, человек, бежавший на Воздвиженку, за ним, подогнув колени, грузно свалился старик и пополз, шлепая палкой по камням, упираясь рукой
в мостовую; мохнатая шапка свалилась с него, и Самгин
узнал: это — Дьякон.
Слева распахнулась не замеченная им драпировка, и бесшумно вышла
женщина в черном платье, похожем на рясу монахини,
в белом кружевном воротнике,
в дымчатых очках; курчавая шапка волос на ее голове была прикрыта жемчужной сеткой, но все-таки голова была несоразмерно велика сравнительно с плечами. Самгин только по голосу
узнал, что это — Лидия.
— Из-за голубей потерял, — говорил он, облокотясь на стол, запустив пальцы
в растрепанные волосы, отчего голова стала уродливо огромной, а лицо — меньше. — Хорошая
женщина, надо сказать, но,
знаете, у нее — эти общественные инстинкты и все такое, а меня это не опьяняет…
В этой
женщине по ее костлявому лицу скелета Самгин
узнал горничную Марины, — она освещала его огнем лампы, рука ее дрожала, и
в темных впадинах испуганно дрожали глаза. Вбежал Захарий, оттолкнул ее и, задыхаясь, сердито забормотал...
Лицо Попова налилось бурой кровью, глаза выкатились, казалось, что он усиленно старается не задремать, но волосатые пальцы нервозно барабанили по коленям, голова вращалась так быстро, точно он искал кого-то
в толпе и боялся не заметить. На тестя он посматривал сердито, явно не одобряя его болтовни, и Самгин ждал, что вот сейчас этот неприятный человек начнет возражать тестю и затрещит бесконечный, бесплодный, юмористически неуместный на этом параде красивых
женщин диалог двух русских, которые все
знают.
«Нужен дважды гениальный Босх, чтоб превратить вот такую действительность
в кошмарный гротеск», — подумал Самгин, споря с кем-то, кто еще не успел сказать ничего, что требовало бы возражения. Грусть, которую он пытался преодолеть, становилась острее, вдруг почему-то вспомнились
женщины, которых он
знал. «За эти связи не поблагодаришь судьбу… И
в общем надо сказать, что моя жизнь…»
— Да,
знаю, — откликнулся Кутузов и, гулко кашлянув, повторил: —
Знаю, как же… — Помолчав несколько секунд, добавил, негромко и как-то жестко: — Она была из тех
женщин, которые идут
в революцию от восхищения героями. Из романтизма. Она была человек морально грамотный…
Самгин был
в том возрасте, когда у многих мужчин и
женщин большого сексуального опыта нормальное биологическое влечение становится физиологическим любопытством, которое принимает характер настойчивого желания
узнать, чем тот или та не похожи на этого или эту.
— Ого, вы кусаетесь? Нет, право же, он недюжинный, — примирительно заговорила она. — Я познакомилась с ним года два тому назад,
в Нижнем, он там не привился. Город меркантильный и ежегодно полтора месяца сходит с ума: все купцы, купцы, эдакие огромные, ярмарка,
женщины, потрясающие кутежи. Он там сильно пил, нажил какую-то болезнь. Я научила его как можно больше кушать сладостей, это совершенно излечивает от пьянства. А то он,
знаете,
в ресторанах философствовал за угощение…
Неточные совпадения
Хлестаков. Оробели? А
в моих глазах точно есть что-то такое, что внушает робость. По крайней мере, я
знаю, что ни одна
женщина не может их выдержать, не так ли?
Он не верит и
в мою любовь к сыну или презирает (как он всегда и подсмеивался), презирает это мое чувство, но он
знает, что я не брошу сына, не могу бросить сына, что без сына не может быть для меня жизни даже с тем, кого я люблю, но что, бросив сына и убежав от него, я поступлю как самая позорная, гадкая
женщина, — это он
знает и
знает, что я не
в силах буду сделать этого».
— Я больше тебя
знаю свет, — сказала она. — Я
знаю этих людей, как Стива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он с ней говорил об тебе. Этого не было. Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг и жена — это для них святыня. Как-то у них эти
женщины остаются
в презрении и не мешают семье. Они какую-то черту проводят непроходимую между семьей и этим. Я этого не понимаю, но это так.
— Ты
знаешь, единственная
женщина, которая приехала ко мне
в Петербурге, была Бетси Тверская?
Хотя она бессознательно (как она действовала
в это последнее время
в отношении ко всем молодым мужчинам) целый вечер делала всё возможное для того, чтобы возбудить
в Левине чувство любви к себе, и хотя она
знала, что она достигла этого, насколько это возможно
в отношении к женатому честному человеку и
в один вечер, и хотя он очень понравился ей (несмотря на резкое различие, с точки зрения мужчин, между Вронским и Левиным, она, как
женщина, видела
в них то самое общее, за что и Кити полюбила и Вронского и Левина), как только он вышел из комнаты, она перестала думать о нем.