Неточные совпадения
Привыкнув наблюдать за взрослыми, Клим
видел, что среди них началось что-то непонятное, тревожное, как будто все они
садятся не на те стулья, на которых привыкли сидеть.
Клим
сел на скамью и долго сидел, ни о чем не думая,
видя пред собою только лица Игоря и Варавки, желая, чтоб Игоря хорошенько высекли, а Лидию…
Клим почувствовал себя умиленным. Забавно было
видеть, что такой длинный человек и такая огромная старуха живут в игрушечном домике, в чистеньких комнатах, где много цветов, а у стены на маленьком, овальном столике торжественно лежит скрипка в футляре. Макарова уложили на постель в уютной, солнечной комнате. Злобин неуклюже
сел на стул и говорил...
Клим промолчал, присматриваясь, как в красноватом луче солнца мелькают странно обесцвеченные мухи; некоторые из них, как будто
видя в воздухе неподвижную точку, долго дрожали над нею, не решаясь
сесть, затем падали почти до пола и снова взлетали к этой невидимой точке. Клим показал глазами на тетрадку...
В лесу, на холме, он выбрал место, откуда хорошо видны были все дачи, берег реки, мельница, дорога в небольшое
село Никоново, расположенное недалеко от Варавкиных дач,
сел на песок под березами и развернул книжку Брюнетьера «Символисты и декаденты». Но читать мешало солнце, а еще более — необходимость
видеть, что творится там, внизу.
Клим
видел, что Алина круто обернулась, шагнула к жениху, но подошла к Лидии и
села рядом с ней, ощипываясь, точно курица пред дождем. Потирая руки, кривя губы, Лютов стоял, осматривая всех возбужденно бегающими глазами, и лицо у него как будто пьянело.
Странно и обидно было
видеть, как чужой человек в мундире удобно
сел на кресло к столу, как он выдвигает ящики, небрежно вытаскивает бумаги и читает их, поднося близко к тяжелому носу, тоже удобно сидевшему в густой и, должно быть, очень теплой бороде.
В ее возбуждении, в жестах, словах Самгин
видел то наигранное и фальшивое, от чего он почти уже отучил ее своими насмешками. Было ясно, что Лидия рада встрече с подругой, тронута ее радостью; они, обнявшись,
сели на диван, Варвара плакала, сжимая ладонями щеки Лидии, глядя в глаза ее.
Любаша бесцеремонно прервала эту речь, предложив дяде Мише покушать. Он молча согласился,
сел к столу, взял кусок ржаного хлеба, налил стакан молока, но затем встал и пошел по комнате, отыскивая, куда сунуть окурок папиросы. Эти поиски тотчас упростили его в глазах Самгина, он уже не мало
видел людей, жизнь которых стесняют окурки и разные иные мелочи, стесняют, разоблачая в них обыкновенное человечье и будничное.
С Климом он поздоровался так, как будто вчера
видел его и вообще Клим давно уже надоел ему. Варваре поклонился церемонно и почему-то закрыв глаза.
Сел к столу, подвинул Вере Петровне пустой стакан; она вопросительно взглянула в измятое лицо доктора.
Он мог бы не говорить этого, череп его блестел, как тыква, окропленная росою. В кабинете редактор вытер лысину, утомленно
сел за стол, вздохнув, открыл средний ящик стола и положил пред Самгиным пачку его рукописей, — все это, все его жесты Клим
видел уже не раз.
— Я ведь его не знаю, я по словам
вижу, что он из таких, — ответил Кумов и
сел.
Самгин
сел, пытаясь снять испачканный ботинок и боясь испачкать руки. Это напомнило ему Кутузова. Ботинок упрямо не слезал с ноги, точно прирос к ней. В комнате сгущался кисловатый запах. Было уже очень поздно, да и не хотелось позвонить, чтоб пришел слуга, вытер пол. Не хотелось
видеть человека, все равно — какого.
— О таких вещах всем не рассказывают, — ответил Гогин,
садясь, и ткнул недокуренную папиросу в пепельницу. —
Видите ли, — более решительно и строго заговорил он, — я, в некотором роде, официальное лицо, комитет поручил мне узнать у вас: вы не замечали в ее поведении каких-либо… странностей?
Затем наступили очень тяжелые дни. Мать как будто решила договорить все не сказанное ею за пятьдесят лет жизни и часами говорила, оскорбленно надувая лиловые щеки. Клим заметил, что она почти всегда
садится так, чтоб
видеть свое отражение в зеркале, и вообще ведет себя так, как будто потеряла уверенность в реальности своей.
Он устало замолчал, а Самгин
сел боком к нему, чтоб не
видеть эту половинку глаза, похожую на осколок самоцветного камня. Иноков снова начал бормотать что-то о Пуаре, рыбной ловле, потом сказал очень внятно и с силой...
Когда Самгин, все более застывая в жутком холоде, подумал это — память тотчас воскресила вереницу забытых фигур: печника в деревне, грузчика Сибирской пристани, казака, который сидел у моря, как за столом, и чудовищную фигуру кочегара у Троицкого моста в Петербурге. Самгин
сел и, схватясь руками за голову, закрыл уши. Он
видел, что Алина сверкающей рукой гладит его плечо, но не чувствовал ее прикосновения. В уши его все-таки вторгался шум и рев. Пронзительно кричал Лютов, топая ногами...
— Туробоева
видел? — спросила она,
садясь на диван рядом с Климом.
Он
сел пить кофе против зеркала и в непонятной глубине его
видел свое очень истощенное, бледное лицо, а за плечом своим — большую, широколобую голову, в светлых клочьях волос, похожих на хлопья кудели; голова низко наклонилась над столом, пухлая красная рука работала вилкой в тарелке, таская в рот куски жареного мяса. Очень противная рука.
В кабинете он зажег лампу, надел туфли и
сел к столу, намереваясь работать, но, взглянув на синюю обложку толстого «Дела М. П. Зотовой с крестьянами
села Пожога», закрыл глаза и долго сидел, точно погружаясь во тьму,
видя в ней жирное тело с растрепанной серой головой с фарфоровыми глазами, слыша сиплый, кипящий смех.
Вошел Безбедов, весь в белом — точно санитар, в сандалиях на босых ногах; он
сел в конце стола, так, чтоб Марина не
видела его из-за самовара. Но она все
видела.
— Ну, хорошего слишком не бывает, — небрежно заметила она. —
Садись, рассказывай, где был, что
видел…
— А ты будто не впутан? — спросил Фроленков, усмехаясь. — Вот, Клим Иваныч,
видели, какой характерный мужичонка? Нет у него ни кола, ни двора, ничего ему не жалко, только бы смутьянить! И ведь почти в каждом
селе имеется один-два подобных, бездушных. Этот даже и в тюрьмах сиживал, и по этапам гоняли его, теперь обязан полицией безвыездно жить на родине. А он жить вовсе не умеет, только вредит. Беда деревне от эдаких.
Вошли в ресторан,
сели за стол в уголке, Самгин терпеливо молчал, ожидая рассказа, соображая: сколько лет не
видел он брата, каким
увидит его? Дронов не торопясь выбрал вино, заказал сыру, потом спросил...
— Воинов, — глубоким басом, неохотно назвал себя лысый; пожимая его холодную жесткую руку, Самгин
видел над своим лицом круглые, воловьи глаза, странные глаза, прикрытые синеватым туманом, тусклый взгляд их был сосредоточен на конце хрящеватого, длинного носа. Он согнулся пополам,
сел и так осторожно вытянул длинные ноги, точно боялся, что они оторвутся. На узких его плечах френч, на ногах — галифе, толстые спортивные чулки и уродливые ботинки с толстой подошвой.