Неточные совпадения
Он ходит
с палкой, как ночной сторож, на
конце палки кожаный мяч, чтоб она не стучала по полу, а шлепала и шаркала в тон подошвам его сапог.
Белое лицо ее казалось осыпанным мукой, голубовато-серые, жидкие глаза прятались в розовых подушечках опухших век, бесцветные брови почти невидимы на коже очень выпуклого лба, льняные волосы лежали на черепе, как приклеенные, она заплетала их в смешную косичку,
с желтой лентой в
конце.
А через несколько дней, ночью, встав
с постели, чтоб закрыть окно, Клим увидал, что учитель и мать идут по дорожке сада; мама отмахивается от комаров
концом голубого шарфа, учитель, встряхивая медными волосами, курит. Свет луны был так маслянисто густ, что даже дым папиросы окрашивался в золотистый тон. Клим хотел крикнуть...
С трудом отстегнув ремень ноющей рукой, он бросил его в воду, — Борис поймал
конец ремня, потянул его и легко подвинул Клима по льду ближе к воде, — Клим, взвизгнув, закрыл глаза и выпустил из руки ремень.
— Я признаю вполне законным стремление каждого холостого человека поять в супругу себе ту или иную идейку и жить, до
конца дней, в добром
с нею согласии, но — лично я предпочитаю остаться холостым.
Расцеловав подруг, Сомова села рядом
с Климом, отирая потное лицо свое
концом головного платка, ощупывая Самгина веселым взглядом.
— Не попа-ал! — взвыл он плачевным волчьим воем, барахтаясь в реке. Его красная рубаха вздулась на спине уродливым пузырем, судорожно мелькала над водою деревяшка
с высветленным железным кольцом на
конце ее, он фыркал, болтал головою,
с волос головы и бороды разлетались стеклянные брызги, он хватался одной рукой за корму лодки, а кулаком другой отчаянно колотил по борту и вопил, стонал...
Клим достал из кармана очки, надел их и увидал, что дьякону лет за сорок, а лицо у него такое,
с какими изображают на иконах святых пустынников. Еще более часто такие лица встречаются у торговцев старыми вещами, ябедников и скряг, а в
конце концов память создает из множества подобных лиц назойливый образ какого-то как бы бессмертного русского человека.
— Совсем как безумный. Да и все
с ума сошли. Как будто
конца света ждут. А город — точно разграблен, из окошек все вышвырнуто, висит. И все — безжалостные. Ну, что орут? Какой же это праздник? Это — безумство.
— Женщина лежала рядом
с каким-то бревном, а голова ее высунулась за
конец бревна, и на голову ей ставили ноги. И втоптали. Дайте мне чаю…
Клим Самгин был согласен
с Дроновым, что Томилин верно говорит о гуманизме, и Клим чувствовал, что мысли учителя, так же, как мысли редактора, сродны ему. Но оба они не возбуждали симпатий, один — смешной, в другом есть что-то жуткое. В
конце концов они, как и все другие в редакции, тоже раздражали его чем-то; иногда он думал, что это «что-то» может быть «избыток мудрости».
— Вспомните-ко вчерашний день, хотя бы
с Двенадцатого года, а после того — Севастополь, а затем — Сан-Стефано и в
конце концов гордое слово императора Александра Третьего: «Один у меня друг, князь Николай черногорский». Его, черногорского-то, и не видно на земле, мошка он в Европе, комаришка, да-с! Она, Европа-то, если вспомните все ее грехи против нас, именно — Лихо. Туркам — мирволит, а величайшему народу нашему ножку подставляет.
В
конце концов Сомова оставила в нем неприятное впечатление. И неприятно было, что она, свидетель детских его дней, будет жить у Варвары, будет, наверное, посещать его. Но он скоро убедился, что Сомова не мешает ему, она усердно готовилась на курсы Герье, шариком каталась по Москве, а при встречах
с ним восхищенно тараторила...
— Уже в
конце первого месяца он вошел ко мне в нижнем белье,
с сигарой в зубах. Я сказала, что не терплю сигар. «Разве?» — удивился он, но сигару не бросил.
С этого и началось.
Айно, облокотясь на стол, слушала приоткрыв рот,
с явным недоумением на лице. Она была в черном платье,
с большими, точно луковки, пуговицами на груди, подпоясана светло-зеленым кушаком,
концы его лежали на полу.
— Путаники, — вздохнул он, застегивая сюртук. — А все-таки в
конце концов пойдете
с нами. Аполитизм ваш — ненадолго.
— Ну, господи! У нас, в России! Ты пойми: ведь это значит —
конец спорам и дрязгам, каждый знает, что ему делать, куда идти. Там прямо сказано о необходимости политической борьбы, о преемственной связи
с народниками — понимаешь?
В одном письме мать доказывала необходимость съездить в Финляндию. Климу показалось, что письмо написано в тоне обиды на отца за то, что он болен, и, в то же время,
с полным убеждением, что отец должен был заболеть опасно. В
конце письма одна фраза заставила Клима усмехнуться...
— Сына и отца, обоих, — поправил дядя Миша, подняв палец. —
С сыном я во Владимире в тюрьме сидел. Умный был паренек, но — нетерпим и заносчив. Философствовал излишне… как все семинаристы. Отец же обыкновенный неудачник духовного звания и алкоголик. Такие, как он, на
конце дней становятся странниками, бродягами по монастырям, питаются от богобоязненных купчих и сеют в народе различную ерунду.
Эдакий, знаешь, стиль фен-де-сьекль [
Конец века (франц.).], декаданс и вообще — пирог
с вареньем!
— Да-с, — говорил он, — пошли в дело пистолеты. Слышали вы о тройном самоубийстве в Ямбурге? Студент, курсистка и офицер. Офицер, — повторил он, подчеркнув. — Понимаю это не как роман, а как романтизм. И — за ними — еще студент в Симферополе тоже пулю в голову себе. На двух
концах России…
Он усмехался
с ироническим сожалением. В нем явилось нечто важное и самодовольное; ходил он медленно, выгибая грудь, как солдат; снова отрастил волосы до плеч, но завивались они у него уже только на
концах, а со щек и подбородка опускались тяжело и прямо, как нитки деревенской пряжи. В пустынных глазах его сгустилось нечто гордое, и они стали менее прозрачны.
— Я стоял в публике, они шли мимо меня, — продолжал Самгин, глядя на дымящийся
конец папиросы. Он рассказал, как некоторые из рабочих присоединялись к публике, и вдруг,
с увлечением, стал говорить о ней.
Он
с улыбкой проглотил
конец фразы, пожал руку Варвары и снова обратился к Самгину.
На него смотрели человек пятнадцать, рассеянных по комнате, Самгину казалось, что все смотрят так же, как он: брезгливо, со страхом, ожидая необыкновенного. У двери сидела прислуга: кухарка, горничная, молодой дворник Аким; кухарка беззвучно плакала, отирая глаза
концом головного платка. Самгин сел рядом
с человеком, согнувшимся на стуле, опираясь локтями о колена, охватив голову ладонями.
Пред ним встала картина, напомнившая заседание масонов в скучном романе Писемского: посреди большой комнаты, вокруг овального стола под опаловым шаром лампы сидело человек восемь; в
конце стола — патрон, рядом
с ним — белогрудый, накрахмаленный Прейс, а по другую сторону — Кутузов в тужурке инженера путей сообщения.
—
С этим можно согласиться. Химический процесс гниения — революционный процесс. И так как декадентство есть явный признак разложения буржуазии, то все эти «Скорпионы», «Весы» — и как их там? — они льют воду на нашу мельницу в
конце концов.
— Поручик гвардейской артиллерии, я — в отставке, — поспешно сказал Муромский, нестерпимо блестящими глазами окинув гостя. — Но, в
конце концов, воюет народ, мужик. Надо идти
с ним. В безумие? Да, и в безумие.
Тут в памяти Самгина точно спичка вспыхнула, осветив тихий вечер и в
конце улицы, в поле заревые, пышные облака; он идет
с Иноковым встречу им, и вдруг, точно из облаков, прекрасно выступил золотистый, тонконогий конь, на коне — белый всадник.
Дойдя до
конца проспекта, он увидал, что выход ко дворцу прегражден двумя рядами мелких солдат. Толпа придвинула Самгина вплоть к солдатам, он остановился
с края фронта, внимательно разглядывая пехотинцев, очень захудалых, несчастненьких. Было их, вероятно, меньше двух сотен, левый фланг упирался в стену здания на углу Невского, правый — в решетку сквера. Что они могли сделать против нескольких тысяч людей, стоявших на всем протяжении от Невского до Исакиевской площади?
Густо двигались люди
с флагами, иконами, портретами царя и царицы в багетных рамках; изредка проплывала яркая фигурка женщины, одна из них шла, подняв нераскрытый красный зонтик, на
конце его болтался белый платок.
Бери на ура! — неистово ревел человек в розовой рубахе; из свалки выбросило Вараксина, голого по пояс, человек в розовой рубахе наскочил на него, но Вараксин взмахнул коротенькой веревочкой
с узлом или гирей на
конце, и человек упал навзничь.
В том, что говорили у Гогиных, он не услышал ничего нового для себя, — обычная разноголосица среди людей, каждый из которых боится порвать свою веревочку, изменить своей «системе фраз». Он привык думать, что хотя эти люди строят мнения на фактах, но для того, чтоб не считаться
с фактами. В
конце концов жизнь творят не бунтовщики, а те, кто в эпохи смут накопляют силы для жизни мирной. Придя домой, он записал свои мысли, лег спать, а утром Анфимьевна, в платье цвета ржавого железа, подавая ему кофе, сказала...
Пошли в соседнюю комнату, там, на большом, красиво убранном столе, кипел серебряный самовар, у рояля, в углу, стояла Дуняша, перелистывая ноты, на спине ее висели
концы мехового боа, и Самгин снова подумал о ее сходстве
с лисой.
Но минутами его уверенность в
конце тревожных событий исчезала, как луна в облаках, он вспоминал «господ», которые
с восторгом поднимали «Дубинушку» над своими головами; явилась мысль, кого могут послать в Государственную думу булочники, метавшие
с крыши кирпичи в казаков, этот рабочий народ, вывалившийся на улицы Москвы и никем не руководимый, крестьяне, разрушающие помещичьи хозяйства?
Для него это слово было решающим, оно до
конца объясняло торжественность,
с которой Москва выпустила из домов своих людей всех сословий хоронить убитого революционера.
Пушки стреляли не часто, не торопясь и, должно быть, в разных
концах города. Паузы между выстрелами были тягостнее самих выстрелов, и хотелось, чтоб стреляли чаще, непрерывней, не мучили бы людей, которые ждут
конца. Самгин, уставая, садился к столу, пил чай, неприятно теплый, ходил по комнате, потом снова вставал на дежурство у окна. Как-то вдруг в комнату точно
с потолка упала Любаша Сомова, и тревожно, возмущенно зазвучал ее голос, посыпались путаные слова...
Самгин, медленно идя к
концу поезда, впервые ощущал
с такой остротой терзающую тоску простенькой русской песни.
Но в
конце концов он был доволен тем, что встретился
с этой женщиной и что она несколько отвлекает его от возни
с самим собою, доволен был, что устроился достаточно удобно, независимо и может отдохнуть от пережитого. И все чаще ему казалось, что в этой тихой полосе жизни он именно накануне какого-то важного открытия, которое должно вылечить его от внутренней неурядицы и поможет укрепиться на чем-то прочном.
В
конце дорожки, в кустах, оказалась беседка; на ступенях ее лежал башмак
с французским каблуком и переплет какой-то книги; в беседке стояли два плетеных стула, на полу валялся расколотый шахматный столик.
В
конце зимы он поехал в Москву, выиграл в судебной палате процесс, довольный собою отправился обедать в гостиницу и, сидя там, вспомнил, что не прошло еще двух лет
с того дня, когда он сидел в этом же зале
с Лютовым и Алиной, слушая, как Шаляпин поет «Дубинушку». И еще раз показалось невероятным, что такое множество событий и впечатлений уложилось в отрезок времени — столь ничтожный.
Теперь она говорила вопросительно, явно вызывая на возражения. Он, покуривая, откликался осторожно, междометиями и вопросами; ему казалось, что на этот раз Марина решила исповедовать его, выспросить, выпытать до
конца, но он знал, что
конец — точка, в которой все мысли связаны крепким узлом убеждения. Именно эту точку она, кажется, ищет в нем. Но чувство недоверия к ней давно уже погасило его желание откровенно говорить
с нею о себе, да и попытки его рассказать себя он признал неудачными.
— Донат Ястребов, художник, бывший преподаватель рисования, а теперь — бездельник, рантье, но не стыжусь! — весело сказал племянник; он казался немногим моложе тетки, в руке его была толстая и, видимо, тяжелая палка
с резиновой нашлепкой на
конце, но ходил он легко.
Он был не очень уверен в своей профессиональной ловкости и проницательности, а после визита к девице Обоимовой у него явилось опасение, что Марина может скомпрометировать его, запутав в какое-нибудь темное дело. Он стал замечать, что, относясь к нему все более дружески, Марина вместе
с тем постепенно ставит его в позицию служащего, редко советуясь
с ним о делах. В
конце концов он решил серьезно поговорить
с нею обо всем, что смущало его.
В
конце концов Самгин решил поговорить
с Мариной о Безбедове и возвратился домой, заставив себя остановиться на словах Безбедова о Мише.
В
конце концов художественная литература являлась пред ним как собеседник неглупый, иногда — очень интересный, собеседник,
с которым можно было спорить молча, молча смеяться над ним и не верить ему.
— В болотном нашем отечестве мы, интеллигенты, поставлены в трудную позицию, нам приходится внушать промышленной буржуазии азбучные истины о ценности науки, — говорил Попов. — А мы начали не
с того
конца. Вы — эсдек?
— Бунт обнаружил слабосилие власти, возможность настоящей революции, кадетики, съездив в Выборг, как раз скомпрометировали себя до
конца жизни в глазах здравомыслящих людей. Теперь-с, ежели пролетарий наш решит идти за Лениным и сумеет захватить
с собою мужичка — самую могущественную фигуру игры, — Россия лопнет, как пузырь.
— До чего несчастны мы, люди, милейший мой Иван Кириллович… простите! Клим Иванович, да, да… Это понимаешь только вот накануне
конца, когда подкрадывается тихонько какая-то болезнь и нашептывает по ночам, как сводня: «Ах, Захар,
с какой я тебя дамочкой хочу познакомить!» Это она — про смерть…
Вам следовало именно вором притвориться, я позвонил бы в полицию, она бы вас увела и
с миром отпустила к очередным вашим делам, тут и —
конец истории.