Неточные совпадения
Белое лицо ее казалось осыпанным мукой, голубовато-серые, жидкие глаза прятались в розовых подушечках опухших век, бесцветные брови почти невидимы на коже очень выпуклого
лба, льняные волосы лежали на черепе, как приклеенные, она заплетала их в смешную косичку,
с желтой лентой в конце.
Кривоногий,
с выпученным животом,
с приплюснутым, плоским черепом, широким
лбом и большими ушами, он был как-то подчеркнуто, но притягательно некрасив.
Дня три после этого Дронов ходил
с шишкой на
лбу, над левым глазом.
И, поцеловав Клима в
лоб, она ушла. Мальчик встал, подошел к печке, сел в кресло, смахнул пепел
с ручки его.
Лидия вздрогнула и, наморщив
лоб, почти
с отвращением добавила...
Лидия как-то вдруг сорвалась
с места и ушла, сильно хлопнув дверью, Макаров вытер ладонью потный
лоб и скучно сказал...
На висках, на выпуклом
лбу Макарова блестел пот, нос заострился, точно у мертвого, он закусил губы и крепко закрыл глаза. В ногах кровати стояли Феня
с медным тазом в руках и Куликова
с бинтами,
с марлей.
Из двери сарайчика вылезла мощная, краснощекая старуха в сером платье, похожем на рясу,
с трудом нагнулась, поцеловала
лоб Макарова и прослезилась, ворчливо говоря...
Туробоев встал, посмотрел в окно, прижавшись к стеклу
лбом, и вдруг ушел, не простясь ни
с кем.
Когда она, кончив читать, бросила книгу на кушетку и дрожащей рукою налила себе еще ликера, Самгин, потирая
лоб, оглянулся вокруг, как человек, только что проснувшийся. Он
с удивлением почувствовал, что мог бы еще долго слушать звучные, но мало понятные стихи на чужом языке.
Сложив щепотью тоненькие, острые пальцы, тыкала ими в
лоб, плечи, грудь Клима и тряслась, едва стоя на ногах, быстро стирая ладонью слезы
с лица.
В саду стало тише, светлей, люди исчезли, растаяли; зеленоватая полоса лунного света отражалась черною водою пруда, наполняя сад дремотной, необременяющей скукой. Быстро подошел человек в желтом костюме, сел рядом
с Климом, тяжко вздохнув, снял соломенную шляпу, вытер
лоб ладонью, посмотрел на ладонь и сердито спросил...
Клим вздрогнул, взмахнул тростью, встал — рядом
с ним стоял Дронов. Тулья измятой фуражки съехала на
лоб ему и еще больше оттопырила уши, из-под козырька блестели бегающие глазки.
У него даже голос от огорчения стал другой, высокий, жалобно звенящий, а оплывшее лицо сузилось и выражало искреннейшее горе. По вискам, по
лбу, из-под глаз струились капли воды, как будто все его лицо вспотело слезами, светлые глаза его блестели сконфуженно и виновато. Он выжимал воду
с волос головы и бороды горстью, брызгал на песок, на подолы девиц и тоскливо выкрикивал...
Ему протянули несколько шапок, он взял две из них, положил их на голову себе близко ко
лбу и, придерживая рукой, припал на колено. Пятеро мужиков, подняв
с земли небольшой колокол, накрыли им голову кузнеца так, что края легли ему на шапки и на плечи, куда баба положила свернутый передник. Кузнец закачался, отрывая колено от земли, встал и тихо, широкими шагами пошел ко входу на колокольню, пятеро мужиков провожали его, идя попарно.
Лысый старик
с шишкой на
лбу помог Климу вымыться и безмолвно свел его вниз; там, в маленькой комнатке, за столом, у самовара сидело трое похмельных людей.
Климу показалось, что у веселого студента подгибаются ноги; он поддержал его под локоть, а Маракуев, резким движением руки сорвав повязку
с лица, начал отирать ею
лоб, виски, щеку, тыкать в глаза себе.
С багрового лица Варавки веселые медвежьи глазки благосклонно разглядывали высокий гладкий
лоб, солидно сиявшую лысину, густые, серые и неподвижные брови.
Глубоко в кресле сидел компаньон Варавки по изданию газеты Павлин Савельевич Радеев, собственник двух паровых мельниц, кругленький,
с лицом татарина, вставленным в аккуратно подстриженную бородку,
с ласковыми, умными глазами под выпуклым
лбом. Варавка, видимо, очень уважал его, посматривая в татарское лицо вопросительно и ожидающе. В ответ на возмущение Варавки политическим цинизмом Константина Победоносцева Радеев сказал...
Он особенно недоумевал, наблюдая, как заботливо Лидия ухаживает за его матерью, которая говорила
с нею все-таки из милости, докторально, а смотрела не в лицо девушки, а в
лоб или через голову ее.
— Там, в Париже, — ответил Лютов, указав пальцем почему-то в потолок. — Мне Лидия писала, —
с ними еще одна подруга… забыл фамилию. Да, — мужичок шевелится, — продолжал он, потирая бугристый
лоб. — Как думаешь: скоро взорвется мужик?
Глаза его, в которых застыл тупой испуг, его низкий
лоб, густые волосы, обмазавшие череп его, как смола, тяжелая челюсть, крепко сжатые губы — все это крепко въелось в память Самгина, и на следующих процессах он уже в каждом подсудимом замечал нечто сходное
с отцеубийцей.
Дмитрий ослепленно мигнул и стер ладонью морщины
с широкого
лба, но тотчас же, наклонясь к брату, спросил...
Тугое лицо ее лоснилось радостью, и она потягивала воздух носом, как бы обоняя приятнейший запах. На пороге столовой явился Гогин, очень искусно сыграл на губах несколько тактов марша, затем надул одну щеку, подавил ее пальцем, и из-под его светленьких усов вылетел пронзительный писк. Вместе
с Гогиным пришла девушка
с каштановой копной небрежно перепутанных волос над выпуклым
лбом; бесцеремонно глядя в лицо Клима золотистыми зрачками, она сказала...
Жена, нагнувшись, подкладывала к ногам его бутылки
с горячей водой. Самгин видел на белом фоне подушки черноволосую, растрепанную голову, потный
лоб, изумленные глаза, щеки, густо заросшие черной щетиной, и полуоткрытый рот, обнаживший мелкие, желтые зубы.
На дворе, под окном флигеля, отлично пели панихиду «любители хорового пения», хором управлял Корвин
с красным, в форме римской пятерки, шрамом на
лбу; шрам этот, несколько приподняв левую бровь Корвина, придал его туповатой физиономии нечто героическое.
В день похорон
с утра подул сильный ветер и как раз на восток, в направлении кладбища. Он толкал людей в спины, мешал шагать женщинам, поддувая юбки, путал прически мужчин, забрасывая волосы
с затылков на
лбы и щеки. Пение хора он относил вперед процессии, и Самгин, ведя Варвару под руку, шагая сзади Спивак и матери, слышал только приглушенный крик...
Баба вырвала платок из его рук и, стирая пот со
лба его, слезы
с глаз, завыла еще громче...
Красный огонек угольной лампочки освещал полотнище ворот, висевшее на одной петле, человека в тулупе,
с медной пластинкой на
лбу, и еще одного, ниже ростом, тоже в тулупе и похожего на копну сена.
В полусотне шагов от себя он видел солдат, закрывая вход на мост, они стояли стеною, как гранит набережной, головы их
с белыми полосками на
лбах были однообразно стесаны, между головами торчали длинные гвозди штыков.
— Как потрясен, — сказал человек
с французской бородкой и, должно быть, поняв, что говорить не следовало, повернулся к окну, уперся
лбом в стекло, разглядывая тьму, густо закрывшую окна.
Пришел длинный и длинноволосый молодой человек
с шишкой на
лбу,
с красным, пышным галстуком на тонкой шее; галстук, закрывая подбородок, сокращал, а пряди темных, прямых волос уродливо суживали это странно-желтое лицо, на котором широкий нос казался чужим. Глаза у него были небольшие, кругленькие, говоря, он сладостно мигал и улыбался снисходительно.
Жена,
с компрессом на
лбу, сидя у стола в своей комнате, писала.
Клим остался
с таким ощущением, точно он не мог понять, кипятком или холодной водой облили его? Шагая по комнате, он пытался свести все слова, все крики Лютова к одной фразе. Это — не удавалось, хотя слова «удирай», «уезжай» звучали убедительнее всех других. Он встал у окна, прислонясь
лбом к холодному стеклу. На улице было пустынно, только какая-то женщина, согнувшись, ходила по черному кругу на месте костра, собирая угли в корзинку.
Вагон встряхивало, качало, шипел паровоз, кричали люди; невидимый в темноте сосед Клима сорвал занавеску
с окна, обнажив светло-голубой квадрат неба и две звезды на нем; Самгин зажег спичку и увидел пред собою широкую спину, мясистую шею, жирный затылок; обладатель этих достоинств, прижав
лоб свой к стеклу, говорил вызывающим тоном...
Самгин ожидал не этого; она уже второй раз как будто оглушила, опрокинула его. В глаза его смотрели очень яркие, горячие глаза; она поцеловала его в
лоб, продолжая говорить что-то, — он, обняв ее за талию, не слушал слов. Он чувствовал, что руки его, вместе
с физическим теплом ее тела, всасывают еще какое-то иное тепло. Оно тоже согревало, но и смущало, вызывая чувство, похожее на стыд, — чувство виновности, что ли? Оно заставило его прошептать...
Это — Брагин, одетый, точно к венцу, — во фраке, в белом галстуке; маленькая головка гладко причесана, прядь волос, опускаясь
с верху виска к переносью, искусно — более, чем раньше, — прикрывает шишку на
лбу, волосы смазаны чем-то крепко пахучим, лицо сияет радостью. Он правильно назвал встречу неожиданной и в минуту успел рассказать Самгину, что является одним из «сосьетеров» этого предприятия.
Самгин вдруг почувствовал: ему не хочется, чтобы Дронов слышал эти речи, и тотчас же начал ‹говорить› ему о своих делах. Поглаживая ладонью
лоб и ершистые волосы на черепе, Дронов молча, глядя в рюмку водки, выслушал его и кивнул головой, точно сбросив
с нее что-то.
Молодой человек, черноволосый, бледный, в черном костюме,
с галстуком как будто из золотой парчи, нахмуря высокий
лоб, напряженно возглашал...
Он был широкоплечий, большеголовый, черные волосы зачесаны на затылок и лежат плотно, как склеенные, обнажая высокий
лоб, густые брови и круглые, точно виши», темные глаза в глубоких глазницах. Кожа на костлявом лице его сероватая, на левой щеке бархатная родника, величиной
с двадцатикопеечную монету, хрящеватый нос загнут вниз крючком, а губы толстые и яркие.
— Ты — про это дело? — ‹сказал› Дронов, входя, и вздохнул, садясь рядом
с хозяином, потирая
лоб. — Дельце это — заноза его, — сказал он, тыкая пальцем в плечо Тагильского, а тот говорил...
У окна сидел и курил человек в поддевке, шелковой шапочке на голове, седая борода его дымилась, выпуклыми глазами он смотрел на человека против него, у этого человека лицо напоминает благородную морду датского дога — нижняя часть слишком высунулась вперед, а
лоб опрокинут к затылку, рядом
с ним дремали еще двое, один безмолвно, другой — чмокая
с сожалением и сердито.
Следствие вел провинциальный чиновник, мудрец весьма оригинальной внешности, высокий, сутулый,
с большой тяжелой головой, в клочьях седых волос, встрепанных, точно после драки, его высокий
лоб, разлинованный морщинами, мрачно украшали густейшие серебряные брови, прикрывая глаза цвета ржавого железа, горбатый, ястребиный нос прятался в плотные и толстые, точно литые, усы, седой волос усов очень заметно пожелтел от дыма табака. Он похож был на военного в чине не ниже полковника.
Это говорил высоким, но тусклым голосом щегольски одетый человек небольшого роста, черные волосы его зачесаны на затылок, обнажая угловатый высокий
лоб, темные глаза в глубоких глазницах, желтоватую кожу щек, тонкогубый рот
с черненькими полосками сбритых усов и острый подбородок.
Его окружали люди, в большинстве одетые прилично, сзади его на каменном выступе ограды стояла толстенькая синеглазая дама в белой шапочке, из-под каракуля шапочки на розовый
лоб выбивались черные кудри, рядом
с Климом Ивановичем стоял высокий чернобровый старик в серой куртке, обшитой зеленым шнурком, в шляпе странной формы пирогом,
с курчавой сероватой бородой. Протискался высокий человек в котиковой шапке, круглолицый, румяный,
с веселыми усиками золотого цвета, и шипящими словами сказал даме...