Неточные совпадения
Быстро темнело. В синеве, над рекою, повисли
на тонких ниточках лучей три звезды и отразились в темной воде масляными каплями.
На даче Алины зажгли огни в двух окнах, из реки всплыло уродливо большое, квадратное лицо
с желтыми, расплывшимися глазами, накрытое островерхим колпаком. Через несколько минут
с крыльца дачи сошли
на берег девушки, и Алина жалобно вскрикнула...
С одной стороны черной полосы воды возвышались рыжие бугры песка,
с другой неподвижно торчала щетина кустов. Алина указала рукою
на берег...
Двое мальчишек
с удочками
на плечах идут
берегом, один — желтенький, другой — синий.
Было тепло, тихо, только колеса весело расплескивали красноватую воду неширокой реки, посылая к
берегам вспененные волны, — они делали пароход еще более похожим
на птицу
с огромными крыльями.
Самгин охотно пошел; он впервые услыхал, что унылую «Дубинушку» можно петь в таком бойком, задорном темпе. Пела ее артель, выгружавшая из трюма баржи соду «Любимова и Сольвэ».
На палубе в два ряда стояло десять человек, они быстро перебирали в руках две веревки, спущенные в трюм, а из трюма легко, точно пустые, выкатывались бочки; что они были тяжелы, об этом говорило напряжение,
с которым двое грузчиков, подхватив бочку и согнувшись, катили ее по палубе к сходням
на берег.
Грузчики выпустили веревки из рук, несколько человек, по-звериному мягко, свалилось
на палубу, другие пошли
на берег. Высокий, скуластый парень
с длинными волосами, подвязанными мочалом, поравнялся
с Климом, — непочтительно осмотрел его
с головы до ног и спросил...
Утром сели
на пароход, удобный, как гостиница, и поплыли встречу караванам барж, обгоняя парусные рыжие «косоуши», распугивая увертливые лодки рыбаков.
С берегов, из богатых сел, доплывали звуки гармоники, пестрые группы баб любовались пароходом, кричали дети, прыгая в воде,
на отмелях. В третьем классе,
на корме парохода, тоже играли, пели. Варвара нашла, что Волга действительно красива и недаром воспета она в сотнях песен, а Самгин рассказывал ей, как отец учил его читать...
Баркас выскользнул
на мутное взморье, проплыл
с версту, держась
берега, крякнул, вздрогнул, и машина перестала работать.
На берегу, около обломков лодки, сидел человек в фуражке
с выцветшим околышем, в странной одежде, похожей
на женскую кофту, в штанах
с лампасами, подкатанных выше колен; прижав ко груди каравай хлеба, он резал его ножом, а рядом
с ним,
на песке, лежал большой, темно-зеленый арбуз.
До деревни было сажен полтораста, она вытянулась по течению узенькой речки,
с мохнатым кустарником
на берегах; Самгин хорошо видел все, что творится в ней, видел, но не понимал. Казалось ему, что толпа идет торжественно, как за крестным ходом, она даже сбита в пеструю кучу теснее, чем вокруг икон и хоругвей. Ветер лениво гнал шумок в сторону Самгина, были слышны даже отдельные голоса, и особенно разрушал слитный гул чей-то пронзительный крик...
— История, дорогой мой, поставила пред нами задачу: выйти
на берег Тихого океана, сначала — через Маньчжурию, затем, наверняка, через Персидский залив. Да, да — вы не улыбайтесь. И то и другое — необходимо, так же, как необходимо открыть Черное море. И
с этим надобно торопиться, потому что…
На берегу тихой Поруссы сидел широкобородый запасной в солдатской фуражке, голубоглазый красавец; одной рукой он обнимал большую, простоволосую бабу
с румяным лицом и безумно вытаращенными глазами, в другой держал пестрый ее платок, бутылку водки и — такой мощный, рослый — говорил женским голосом, пронзительно...
Потом он слепо шел правым
берегом Мойки к Певческому мосту, видел, как
на мост, забитый людями, ворвались пятеро драгун, как засверкали их шашки, двое из пятерых, сорванные
с лошадей, исчезли в черном месиве, толстая лошадь вырвалась
на правую сторону реки, люди стали швырять в нее комьями снега, а она топталась
на месте, встряхивая головой;
с морды ее падала пена.
Самгин ушел к себе, разделся, лег, думая, что и в Москве, судя по письмам жены, по газетам, тоже неспокойно. Забастовки, митинги, собрания,
на улицах участились драки
с полицией. Здесь он все-таки притерся к жизни. Спивак относится к нему бережно, хотя и суховато. Она вообще
бережет людей и была против демонстрации, организованной Корневым и Вараксиным.
Поутру Самгин был в Женеве, а около полудня отправился
на свидание
с матерью. Она жила
на берегу озера, в маленьком домике, слишком щедро украшенном лепкой, похожем
на кондитерский торт. Домик уютно прятался в полукруге плодовых деревьев, солнце благосклонно освещало румяные плоды яблонь, под одной из них,
на мраморной скамье, сидела
с книгой в руке Вера Петровна в платье небесного цвета, поза ее напомнила сыну снимок
с памятника Мопассану в парке Монсо.
«Вероятно, шут своего квартала», — решил Самгин и, ускорив шаг, вышел
на берег Сены. Над нею шум города стал гуще, а река текла так медленно, как будто ей тяжело было уносить этот шум в темную щель, прорванную ею в нагромождении каменных домов.
На черной воде дрожали, как бы стремясь растаять, отражения тусклых огней в окнах. Черная баржа прилепилась к
берегу,
на борту ее стоял человек, щупая воду длинным шестом,
с реки кто-то невидимый глухо говорил ему...
В сумраке десятка два людей тащили
с берега на реку желтое, только что построенное судно — «тихвинку».
Неточные совпадения
Под
берегом раскинуты // Шатры; старухи, лошади //
С порожними телегами // Да дети видны тут. // А дальше, где кончается // Отава подкошенная, // Народу тьма! Там белые // Рубахи баб, да пестрые // Рубахи мужиков, // Да голоса, да звяканье // Проворных кос. «Бог
на́ помочь!» // — Спасибо, молодцы!
Бежит лакей
с салфеткою, // Хромает: «Кушать подано!» // Со всей своею свитою, //
С детьми и приживалками, //
С кормилкою и нянькою, // И
с белыми собачками, // Пошел помещик завтракать, // Работы осмотрев. //
С реки из лодки грянула // Навстречу барам музыка, // Накрытый стол белеется //
На самом
берегу… // Дивятся наши странники. // Пристали к Власу: «Дедушка! // Что за порядки чудные? // Что за чудной старик?»
Еремеевна. Ах, Создатель, спаси и помилуй! Да кабы братец в ту ж минуту отойти не изволил, то б я
с ним поломалась. Вот что б Бог не поставил. Притупились бы эти (указывая
на ногти), я б и клыков
беречь не стала.
Голос обязан иметь градоначальник ясный и далеко слышный; он должен помнить, что градоначальнические легкие созданы для отдания приказаний. Я знал одного градоначальника, который, приготовляясь к сей должности, нарочно поселился
на берегу моря и там во всю мочь кричал. Впоследствии этот градоначальник усмирил одиннадцать больших бунтов, двадцать девять средних возмущений и более полусотни малых недоразумений. И все сие
с помощью одного своего далеко слышного голоса.
Еще во времена Бородавкина летописец упоминает о некотором Ионке Козыре, который, после продолжительных странствий по теплым морям и кисельным
берегам, возвратился в родной город и привез
с собой собственного сочинения книгу под названием:"Письма к другу о водворении
на земле добродетели". Но так как биография этого Ионки составляет драгоценный материал для истории русского либерализма, то читатель, конечно, не посетует, если она будет рассказана здесь
с некоторыми подробностями.