Снег
сыпался на них с крыш, бросался под ноги, налетал с боков, а солдаты шли и шли, утаптывая сугробы, шли безмолвно, неслышным шагом, в глубокой каменной канаве, между домов, бесчисленные окна которых ослеплены снегом.
Неточные совпадения
Но никто не мог переспорить отца, из его вкусных губ слова
сыпались так быстро и обильно, что Клим уже знал: сейчас дед отмахнется палкой, выпрямится, большой, как лошадь в цирке, вставшая
на задние ноги, и пойдет к себе, а отец крикнет вслед ему...
Листья, сорванные ветром, мелькали в воздухе, как летучие мыши,
сыпался мелкий дождь, с крыш падали тяжелые капли, барабаня по шелку зонтика, сердито ворчала вода в проржавевших водосточных трубах. Мокрые, хмуренькие домики смотрели
на Клима заплаканными окнами. Он подумал, что в таких домах удобно жить фальшивомонетчикам, приемщикам краденого и несчастным людям. Среди этих домов забыто торчали маленькие церковки.
На улице все еще
сыпались мелкие крупинки дождя, по-осеннему упрямого.
Там,
на востоке, поднимались тяжко синие тучи, отемняя серую полосу дороги, и, когда лошади пробегали мимо одиноких деревьев, казалось, что с голых веток
сыплется темная пыль.
Говоря, Кутузов постукивал пальцем левой руки по столу, а пальцами правой разминал папиросу, должно быть, слишком туго набитую. Из нее
на стол
сыпался табак, патрон, брезгливо оттопырив нижнюю губу, следил за этой операцией неодобрительно. Когда Кутузов размял папиросу, патрон, вынув платок, смахнул табак со стола
на колени себе. Кутузов с любопытством взглянул
на него, и Самгину показалось, что уши патрона покраснели.
— Это — невероятно! — выкрикивала и шептала она. — Такое бешенство, такой стихийный страх не доехать до своих деревень! Я сама видела все это. Как будто забыли дорогу
на родину или не помнят — где родина? Милый Клим, я видела, как рыжий солдат топтал каблуками детскую куклу, знаешь — такую тряпичную, дешевую. Топтал и бил прикладом винтовки, а из куклы
сыпалось… это, как это?
«Это я слышал или читал», — подумал Самгин, и его ударила скука: этот день, зной, поля, дорога, лошади, кучер и все, все вокруг он многократно видел, все это сотни раз изображено литераторами, живописцами. В стороне от дороги дымился огромный стог сена, серый пепел
сыпался с него,
на секунду вспыхивали, судорожно извиваясь, золотисто-красненькие червячки, отовсюду из черно-серого холма выбивались курчавые, синие струйки дыма, а над стогом дым стоял беловатым облаком.
Дождь
сыпался все гуще, пространство сокращалось, люди шумели скупее, им вторило плачевное хлюпанье воды в трубах водостоков, и весь шум одолевал бойкий торопливый рассказ человека с креслом
на голове; половина лица его, приплюснутая тяжестью, была невидима, виден был только нос и подбородок,
на котором вздрагивала черная, курчавая бороденка.
Дома огородников стояли далеко друг от друга, немощеная улица — безлюдна, ветер приглаживал ее пыль, вздувая легкие серые облака, шумели деревья,
на огородах лаяли и завывали собаки.
На другом конце города, там, куда унесли икону, в пустое небо, к серебряному блюду луны, лениво вползали ракеты, взрывы звучали чуть слышно, как тяжелые вздохи,
сыпались золотые, разноцветные искры.
Снег поднимался против них с мостовой,
сыпался на головы с крыш домов,
на скрещении улиц кружились и свистели вихри.
Илья встал, подошёл к окну. Широкие ручьи мутной воды бежали около тротуара; на мостовой, среди камней, стояли маленькие лужи; дождь
сыпался на них, они вздрагивали: казалось, что вся мостовая дрожит. Дом против магазина Ильи нахмурился, весь мокрый, стёкла в окнах его потускнели, и цветов за ними не было видно. На улице было пусто и тихо, — только дождь шумел и журчали ручьи. Одинокий голубь прятался под карнизом, усевшись на наличнике окна, и отовсюду с улицы веяло сырой, тяжёлой скукой.
Неточные совпадения
И не потому, что растут деньги, — деньги деньгами, — но потому, что все это — дело рук твоих; потому, что видишь, как ты всему причина и творец всего, и от тебя, как от какого-нибудь мага,
сыплется изобилье и добро
на все.
Вот пистолеты уж блеснули, // Гремит о шомпол молоток. // В граненый ствол уходят пули, // И щелкнул в первый раз курок. // Вот порох струйкой сероватой //
На полку
сыплется. Зубчатый, // Надежно ввинченный кремень // Взведен еще. За ближний пень // Становится Гильо смущенный. // Плащи бросают два врага. // Зарецкий тридцать два шага // Отмерил с точностью отменной, // Друзей развел по крайний след, // И каждый взял свой пистолет.
Утро было славное, свежее; маленькие пестрые тучки стояли барашками
на бледно-ясной лазури; мелкая роса высыпала
на листьях и травах, блистала серебром
на паутинках; влажная, темная земля, казалось, еще хранила румяный след зари; со всего неба
сыпались песни жаворонков.
От сотрясения пола под шагами с колонн и потолков тихо
сыпалась давнишняя пыль; кое-где
на полу валялись куски и крошки отвалившейся штукатурки; в окне жалобно жужжит и просится в запыленное стекло наружу муха.
Но видел же он это франтовство, это фанфаронство, этого Матвея (я даже раз хотел довезти его
на моих санях, но он не сел, и даже несколько раз это было, что он не хотел садиться), ведь видел же, что у меня деньги
сыплются, — и ни слова, ни слова, даже не полюбопытствовал!