Неточные совпадения
Клим Самгин
считал этого человека юродивым. Но нередко
маленькая фигурка музыканта, припавшая к черной массе рояля, вызывала у него жуткое впечатление надмогильного памятника: большой, черный камень, а у подножия его тихо горюет человек.
Шипел паровоз, двигаясь задним ходом, сеял на путь горящие угли, звонко стучал молоток по бандажам колес, гремело железо сцеплений; Самгин, потирая бок, медленно шел к своему вагону, вспоминая Судакова, каким видел его в Москве, на вокзале: там он стоял, прислонясь к стене, наклонив голову и
считая на ладони серебряные монеты; на нем — черное пальто, подпоясанное ремнем с медной пряжкой, под мышкой —
маленький узелок, картуз на голове не мог прикрыть его волос, они торчали во все стороны и свешивались по щекам, точно стружки.
В мозге Самгина образовалась некая неподвижная точка,
маленькое зеркало, которое всегда, когда он желал этого, показывало ему все, о чем он думает, как думает и в чем его мысли противоречат одна другой. Иногда это свойство разума очень утомляло его, мешало жить, но все чаще он любовался работой этого цензора и привыкал
считать эту работу оригинальнейшим свойством психики своей.
Самгин насчитал восемь костров, затем — одиннадцать и перестал
считать, были еще и
маленькие костры, на них кипятились чайники, около них сидели солдаты по двое, трое.
— А что же вы думали? Для чего же бы я сюда вас позвала? Что у вас на уме? Впрочем, вы, может,
считаете меня маленькою дурой, как все меня дома считают?
Маша Шелестова была самой младшей в семье; ей было уже восемнадцать лет, но в семье еще не отвыкли
считать ее маленькой и потому все звали ее Маней и Манюсей; а после того как в городе побывал цирк, который она усердно посещала, ее все стали звать Марией Годфруа.
Неточные совпадения
Он
считал переделку экономических условий вздором, но он всегда чувствовал несправедливость своего избытка в сравнении с бедностью народа и теперь решил про себя, что, для того чтобы чувствовать себя вполне правым, он, хотя прежде много работал и нероскошно жил, теперь будет еще больше работать и еще
меньше будет позволять себе роскоши.
Не обращая на мое присутствие в передней никакого внимания, хотя я
счел долгом при появлении этих особ поклониться им,
маленькая молча подошла к большой и остановилась перед нею.
«А она не поймет этого, — печально думал он, — и
сочтет эти, ею внушенные и ей посвящаемые произведения фантазии — за любовную чепуху! Ужели и она не поймет: женщина! А у ней, кажется, уши такие
маленькие, умные…»
Осталось за мной. Я тотчас же вынул деньги, заплатил, схватил альбом и ушел в угол комнаты; там вынул его из футляра и лихорадочно, наскоро, стал разглядывать: не
считая футляра, это была самая дрянная вещь в мире — альбомчик в размер листа почтовой бумаги
малого формата, тоненький, с золотым истершимся обрезом, точь-в-точь такой, как заводились в старину у только что вышедших из института девиц. Тушью и красками нарисованы были храмы на горе, амуры, пруд с плавающими лебедями; были стишки:
Кушала она очень мало и чуть-чуть кончиком губ брала в рот
маленькие кусочки мяса или зелень. Были тут вчерашние двое молодых людей. «Yes, y-e-s!» — поддакивала беспрестанно полковница, пока ей говорил кто-нибудь. Отец Аввакум от скуки, в промежутках двух блюд,
считал, сколько раз скажет она «yes». «В семь минут 33 раза», — шептал он мне.