Неточные совпадения
В стекле он видел отражение своего
лица, и, хотя черты расплылись, оно все-таки напоминало
сухое и важное
лицо матери.
Она уже не шептала, голос ее звучал довольно громко и был насыщен гневным пафосом.
Лицо ее жестоко исказилось, напомнив Климу колдунью с картинки из сказок Андерсена.
Сухой блеск глаз горячо щекотал его
лицо, ему показалось, что в ее взгляде горит чувство злое и мстительное. Он опустил голову, ожидая, что это странное существо в следующую минуту закричит отчаянным криком безумной докторши Сомовой...
— Подумаю, — тихо ответил Клим. Все уже было не интересно и не нужно — Варавка, редактор, дождь и гром. Некая сила, поднимая, влекла наверх. Когда он вышел в прихожую, зеркало показало ему побледневшее
лицо,
сухое и сердитое. Он снял очки, крепко растерев ладонями щеки, нашел, что
лицо стало мягче, лиричнее.
Дергался звонарь так, что казалось — он висит в петле невидимой веревки, хочет освободиться от нее, мотает головой,
сухое длинное
лицо его пухнет, наливается кровью, но чем дальше, тем более звучно славословит царя послушная медь колоколов.
В нескольких шагах от этой группы почтительно остановились молодцеватый,
сухой и колючий губернатор Баранов и седобородый комиссар отдела художественной промышленности Григорович, который делал рукою в воздухе широкие круги и шевелил пальцами, точно соля землю или сея что-то. Тесной, немой группой стояли комиссары отделов, какие-то солидные люди в орденах, большой человек с
лицом нехитрого мужика, одетый в кафтан, шитый золотом.
Легкие, как тени, одежды эти прикрывали
сухое, костлявое тело старика с двуцветным
лицом; сквозь тускло-желтую кожу
лица проступали коричневые пятна какой-то древней ржавчины.
Сел на подоконник и затрясся, закашлялся так сильно, что желтое
лицо его вздулось, раскалилось докрасна, а тонкие ноги судорожно застучали пятками по стене; чесунчовый пиджак съезжал с его костлявых плеч, голова судорожно тряслась, на
лицо осыпались пряди обесцвеченных и, должно быть, очень
сухих волос. Откашлявшись, он вытер рот не очень свежим платком и объявил Климу...
Тот снова отрастил до плеч свои ангельские кудри, но голубые глаза его помутнели, да и весь он выцвел, поблек, круглое
лицо обросло негустым, желтым волосом и стало длиннее,
суше. Говоря, он пристально смотрел в
лицо собеседника, ресницы его дрожали, и казалось, что чем больше он смотрит, тем хуже видит. Он часто и осторожно гладил правой рукою кисть левой и переспрашивал...
В шесть часов утра они уже сидели на чумазом баркасе, спускаясь по Волге, по радужным пятнам нефти, на взморье; встречу им, в
сухое, выцветшее небо, не торопясь поднималось солнце, похожее на
лицо киргиза. Трифонов называл имена владельцев судов, стоявших на якорях, и завистливо жаловался...
Многократно и навязчиво повторялись
сухое, длинное
лицо Дьякона и круглое, невыразительное Митрофанова. Похожих на Дьякона было меньше, и только один человек напомнил Климу Дунаева.
Особенно был раздражен бритоголовый человек, он расползался по столу, опираясь на него локтем, протянув правую руку к
лицу Кутузова. Синий шар головы его теперь пришелся как раз под опаловым шаром лампы, смешно и жутко повторяя его. Слов его Самгин не слышал, а в голосе чувствовал личную и горькую обиду. Но был ясно слышен
сухой голос Прейса...
Вечером собралось человек двадцать; пришел большой, толстый поэт, автор стихов об Иуде и о том, как сатана играл в карты с богом; пришел учитель словесности и тоже поэт — Эвзонов, маленький, чернозубый человек, с презрительной усмешкой на желтом
лице; явился Брагин, тоже маленький,
сухой, причесанный под Гоголя, многоречивый и особенно неприятный тем, что всесторонней осведомленностью своей о делах человеческих он заставлял Самгина вспоминать себя самого, каким Самгин хотел быть и был лет пять тому назад.
В центре толпы, с флагом на длинном древке, стоял Корнев, голова его была выше всех. Самгин отметил, что сегодня у Корнева другое
лицо, не столь
сухое и четкое, как всегда, и глаза — другие, детские глаза.
Самгин чувствовал себя человеком, который случайно попал за кулисы театра, в среду третьестепенных актеров, которые не заняты в драме, разыгрываемой на сцене, и не понимают ее значения. Глядя на свое отражение в зеркале, на
сухую фигурку, сероватое, угнетенное
лицо, он вспомнил фразу из какого-то французского романа...
— Взяли они это глупое обыкновение нагайками хлестать, — солидно говорил он;
лицо у него было
сухое, суздальское, каких много, а куртка на нем — пальто, полы которого обрезаны.
Отделился и пошел навстречу Самгину жандарм, блестели его очки; в одной руке он держал какие-то бумаги, пальцы другой дергали на груди шнур револьвера, а сбоку жандарма и на шаг впереди его шагал Судаков, натягивая обеими руками картуз на лохматую голову; луна хорошо освещала его
сухое, дерзкое
лицо и медную пряжку ремня на животе; Самгин слышал его угрюмые слова...
Дуняша ушла за аспирином, а он подошел к зеркалу и долго рассматривал в нем почти незнакомое,
сухое, длинное
лицо с желтоватой кожей, с мутными глазами, — в них застыло нехорошее, неопределенное выражение не то растерянности, не то испуга.
Напротив — рыжеватый мужчина с растрепанной бородкой на
лице, изъеденном оспой, с веселым взглядом темных глаз, — глаза как будто чужие на его
сухом и грязноватом
лице; рядом с ним, очевидно, жена его, большая, беременная, в бархатной черной кофте, с длинной золотой цепочкой на шее и на груди;
лицо у нее широкое, доброе, глаза серые, ласковые.
В соседнем отделении голоса звучали все громче, торопливее, точно желая попасть в ритм лязгу и грохоту поезда. Самгина заинтересовал остроносый: желтоватое
лицо покрыто мелкими морщинами, точно сеткой тонких ниток, — очень подвижное
лицо, то — желчное и насмешливое, то — угрюмое. Рот — кривой,
сухие губы приоткрыты справа, точно в них торчит невидимая папироса. Из костлявых глазниц, из-под темных бровей нелюдимо поблескивают синеватые глаза.
— Простите, не встану, — сказал он, подняв руку, протягивая ее. Самгин, осторожно пожав длинные
сухие пальцы, увидал лысоватый череп, как бы приклеенный к спинке кресла, серое, костлявое
лицо, поднятое к потолку, украшенное такой же бородкой, как у него, Самгина, и под высоким лбом — очень яркие глаза.
— Одни играют в карты, другие словами, а вы — молчите, точно иностранец. А
лицо у вас — обыкновенное, и человек вы, должно быть,
сухой, горячий, упрямый — да?
Он знал, что это
лицо —
сухое, мимически бедное, малоподвижное, каковы почти всегда
лица близоруких, но он все чаще видел его внушительным
лицом свободного мыслителя, который сосредоточен на изучении своей духовной жизни, на работе своего я.
Белизна рубахи резко оттеняла землистую кожу
сухого, костлявого
лица и круглую, черную дыру беззубого рта, подчеркнутого седыми волосами жиденьких усов. Голубые глаза проповедника потеряли былую ясность и казались маленькими, точно глаза подростка, но это, вероятно, потому, что они ушли глубоко в глазницы.