Неточные совпадения
Не более пяти-шести шагов отделяло Клима от края полыньи, он круто повернулся и
упал, сильно ударив локтем о лед. Лежа на животе, он смотрел, как
вода, необыкновенного цвета, густая и, должно быть, очень тяжелая, похлопывала Бориса по плечам, по голове. Она отрывала руки его ото льда, играючи переплескивалась через голову его, хлестала по лицу, по глазам, все лицо Бориса дико выло, казалось даже, что и глаза его кричат: «Руку… дай руку…»
Белый пепел
падал на лицо и быстро таял, освежая кожу, Клим сердито сдувал капельки
воды с верхней губы и носа, ощущая, что несет в себе угнетающую тяжесть, жуткое сновидение, которое не забудется никогда.
Тени колебались, как едва заметные отражения осенних облаков на темной
воде реки. Движение тьмы в комнате, становясь из воображаемого действительным, углубляло печаль. Воображение, мешая и
спать и думать, наполняло тьму однообразными звуками, эхом отдаленного звона или поющими звуками скрипки, приглушенной сурдинкой. Черные стекла окна медленно линяли, принимая цвет олова.
Сморкаясь и кашляя, Дронов плевал в пруд, Клим заметил, что плевки аккуратно
падают в одну точку или слишком близко к ней, точкой этой была его, Клима, белая фуражка, отраженная на
воде.
Темное небо уже кипело звездами, воздух был напоен сыроватым теплом, казалось, что лес тает и растекается масляным паром. Ощутимо
падала роса. В густой темноте за рекою вспыхнул желтый огонек, быстро разгорелся в костер и осветил маленькую, белую фигурку человека. Мерный плеск
воды нарушал безмолвие.
Листья, сорванные ветром, мелькали в воздухе, как летучие мыши, сыпался мелкий дождь, с крыш
падали тяжелые капли, барабаня по шелку зонтика, сердито ворчала
вода в проржавевших водосточных трубах. Мокрые, хмуренькие домики смотрели на Клима заплаканными окнами. Он подумал, что в таких домах удобно жить фальшивомонетчикам, приемщикам краденого и несчастным людям. Среди этих домов забыто торчали маленькие церковки.
— Не могу, — сказала она, покачиваясь, как будто выбирая место, куда
упасть. Рукава ее блузы закатаны до локтей, с мокрой юбки на пол шлепались капли
воды.
Оформилась она не скоро, в один из ненастных дней не очень ласкового лета. Клим лежал на постели, кутаясь в жидкое одеяло, набросив сверх его пальто. Хлестал по гулким крышам сердитый дождь, гремел гром, сотрясая здание гостиницы, в щели окон свистел и фыркал мокрый ветер. В трех местах с потолка на пол равномерно
падали тяжелые капли
воды, от которой исходил запах клеевой краски и болотной гнили.
Глядя в деревянный, из палубной рейки, потолок, он следил, как по щелям стекает
вода и, собираясь в стеклянные, крупные шарики,
падает на пол, образуя лужи.
Самгин ошеломленно опустил руки, пальто
упало на пол, путаясь в нем ногами, он налил в стакан
воды, подал ей порошок, наклонился над ее лицом.
Изредка, воровато и почти бесшумно, как рыба в
воде, двигались быстрые, черные фигурки людей. Впереди кто-то дробно стучал в стекла, потом стекло, звякнув, раскололось, прозвенели осколки,
падая на железо, взвизгнула и хлопнула калитка, встречу Самгина кто-то очень быстро пошел и внезапно исчез, как бы провалился в землю. Почти в ту же минуту из-за угла выехали пятеро всадников, сгрудились, и один из них испуганно крикнул...
Не пожелав остаться на прения по докладу, Самгин пошел домой. На улице было удивительно хорошо, душисто, в небе, густо-синем, таяла серебряная луна, на мостовой сверкали лужи, с темной зелени деревьев
падали голубые капли
воды; в домах открывались окна. По другой стороне узкой улицы шагали двое, и один из них говорил...
Придерживая очки, Самгин взглянул в щель и почувствовал, что он как бы
падает в неограниченный сумрак, где взвешено плоское, правильно круглое пятно мутного света. Он не сразу понял, что свет отражается на поверхности
воды, налитой в чан, —
вода наполняла его в уровень с краями, свет лежал на ней широким кольцом; другое, более узкое, менее яркое кольцо лежало на полу, черном, как земля. В центре кольца на
воде, — точно углубление в ней, — бесформенная тень, и тоже трудно было понять, откуда она?
Круг все чаще разрывался, люди
падали, тащились по полу, увлекаемые вращением серой массы, отрывались, отползали в сторону, в сумрак; круг сокращался, — некоторые, черпая горстями взволнованную
воду в чане, брызгали ею в лицо друг другу и, сбитые с ног,
падали.
Упала и эта маленькая неестественно легкая старушка, — кто-то поднял ее на руки, вынес из круга и погрузил в темноту, точно в
воду.
Глаза его привыкли к сумраку, он даже различал лица тех людей, которые вырвались из круга,
упали и сидят, прислонясь к чану с
водою.
Вскочил Захарий и, вместе с высоким, седым человеком, странно легко поднял ее, погрузил в чан, —
вода выплеснулась через края и точно обожгла ноги людей, — они взвыли, закружились еще бешенее, снова
падали, взвизгивая, тащились по полу, — Марина стояла в
воде неподвижно, лицо у нее было тоже неподвижное, каменное.
«Кошмар», — подумал он, опираясь рукою о стену, нащупывая ногою ступени лестницы. Пришлось снова зажечь спичку. Рискуя
упасть, он сбежал с лестницы, очутился в той комнате, куда сначала привел его Захарий, подошел к столу и жадно выпил стакан противно теплой
воды.
Дождь был какой-то мягкий, он
падал на камни совершенно бесшумно, но очень ясно был слышен однообразный плеск
воды, стекавшей из водосточных труб, и сердитые шлепки шагов.