Неточные совпадения
Тяжелый нос бабушки обиженно
краснел, и она уплывала медленно, как облако на закате
солнца. Всегда в руке ее французская книжка с зеленой шелковой закладкой, на закладке вышиты черные слова...
В одно из воскресений Борис, Лидия, Клим и сестры Сомовы пошли на каток, только что расчищенный у городского берега реки. Большой овал сизоватого льда был обставлен елками, веревка, свитая из мочала, связывала их стволы. Зимнее
солнце,
краснея, опускалось за рекою в черный лес, лиловые отблески ложились на лед. Катающихся было много.
Посмотрев на реку, где Сомова и Борис стремительно и, как по воздуху, катились, покачиваясь, к разбухшему,
красному солнцу, Лидия предложила Климу бежать за ними, но, когда они подлезли под веревку и не торопясь покатились, она крикнула...
Особенно укрепила его в этом странная сцена в городском саду. Он сидел с Лидией на скамье в аллее старых лип; косматое
солнце спускалось в хаос синеватых туч, разжигая их тяжелую пышность багровым огнем. На реке колебались красновато-медные отсветы,
краснел дым фабрики за рекой, ярко разгорались алым золотом стекла киоска, в котором продавали мороженое. Осенний, грустный холодок ласкал щеки Самгина.
Там и тут резко выделялись
красные пятна кумачных рубах, лоснились на
солнце плисовые шаровары, блестели голенища ярко начищенных сапог.
Мягкими увалами поле, уходя вдаль, поднималось к дымчатым облакам; вдали снежными буграми возвышались однообразные конусы лагерных палаток, влево от них на темном фоне рощи двигались ряды белых, игрушечных солдат, а еще левее возвышалось в голубую пустоту между облаков очень
красное на
солнце кирпичное здание, обложенное тоненькими лучинками лесов, облепленное маленькими, как дети, рабочими.
И не одну сотню раз Клим Самгин видел, как вдали, над зубчатой стеной елового леса
краснеет солнце, тоже как будто усталое, видел облака, спрессованные в такую непроницаемо плотную массу цвета кровельного железа, что можно было думать: за нею уж ничего нет, кроме «черного холода вселенской тьмы», о котором с таким ужасом говорила Серафима Нехаева.
Знакомый, уютный кабинет Попова был неузнаваем; исчезли цветы с подоконников, на месте их стояли аптечные склянки с хвостами рецептов, сияла насквозь пронзенная лучом
солнца бутылочка
красных чернил, лежали пухлые, как подушки, «дела» в синих обложках; торчал вверх дулом старинный пистолет, перевязанный у курка галстуком белой бумажки.
До утра Клим не мог уснуть, вспоминая бредовой шепот полковника и бутылочку
красных чернил, пронзенную лучом
солнца. Он не жалел полковника, но все-таки было тяжко, тошно узнать, что этот человек, растрепанный, как Лютов, как Гапон, — убит.
На гнилом бревне, дополняя его ненужность, сидела грязно-серая, усатая крыса в измятой, торчавшей клочьями шерсти, очень похожая на старушку-нищую; сидела она бессильно распластав передние лапы, свесив хвост мертвой веревочкой; черные бусины глаз ее в
красных колечках неподвижно смотрели на позолоченную
солнцем реку. Самгин поднял кусок кирпича, но Иноков сказал...
Солнце тоже мутно-красное; летают редкие снежинки, и они красноваты в его лучах, как это нередко бывает зимою в ярких закатах
солнца.
Дым в зеркале стал гуще, перекрасился в сероватый, и было непонятно — почему? Папироса едва курилась. Дым
краснел, а затем под одной из полок вспыхнул острый,
красный огонь, — это могло быть отражением лучей
солнца.
Налево, в зеленой долине, блестела Рона, направо — зеркало озера отражало
красное пламя заходящего
солнца.
Птичка божия не знает // Ни заботы, ни труда. // Птичка жить нам не мешает // Никак и никогда! // Долгу ночь на ветке дремлет, //
Солнце красное взойдет — // Птичка гласу бога внемлет, // Встрепенется и поет: // — Барыня, барыня! // Сударыня барыня! // Ты скажи нам, барыня, // Чего тебе надобно? // Лешка! Дергай! Делай! Зверски делай! Дико! И — эх ты-и! // Шла барыня из Ростова // Поглядеть на Льва Толстого, // А барыня из Орла — // Неизвестно куда шла! // Барыня…
Неточные совпадения
— Иди, ничаво! — прокричал с
красным лицом веселый бородатый мужик, осклабляя белые зубы и поднимая зеленоватый, блестящий на
солнце штоф.
— И я уверен в себе, когда вы опираетесь на меня, — сказал он, но тотчас же испугался того, что̀ сказал, и
покраснел. И действительно, как только он произнес эти слова, вдруг, как
солнце зашло за тучи, лицо ее утратило всю свою ласковость, и Левин узнал знакомую игру ее лица, означавшую усилие мысли: на гладком лбу ее вспухла морщинка.
Дамы раскрыли зонтики и вышли на боковую дорожку. Пройдя несколько поворотов и выйдя из калитки, Дарья Александровна увидала пред собой на высоком месте большое,
красное, затейливой формы, уже почти оконченное строение. Еще не окрашенная железная крыша ослепительно блестела на ярком
солнце. Подле оконченного строения выкладывалось другое, окруженное лесами, и рабочие в фартуках на подмостках клали кирпичи и заливали из шаек кладку и равняли правилами.
Проходя чрез мост, он тихо и спокойно смотрел на Неву, на яркий закат яркого,
красного солнца. Несмотря на слабость свою, он даже не ощущал в себе усталости. Точно нарыв на сердце его, нарывавший весь месяц, вдруг прорвался. Свобода, свобода! Он свободен теперь от этих чар, от колдовства, обаяния, от наваждения!
Солнце закатывалось такое
красное, небо было такое холодное, и острый ветер, точь-в-точь как сегодня, подымал песок.