Неточные совпадения
Клим знал, что на эти вопросы он мог бы ответить только словами Томилина, знакомыми Макарову. Он молчал, думая, что, если б Макаров решился на связь
с какой-либо девицей, подобной Рите, все его
тревоги исчезли бы. А еще лучше, если б этот лохматый красавец отнял швейку у Дронова и перестал бы вертеться вокруг Лидии. Макаров никогда не спрашивал о ней, но Клим видел, что, рассказывая, он иногда, склонив голову на плечо,
смотрит в угол потолка, прислушиваясь.
Смотрела она так, как
смотрят, вслушиваясь в необыкновенное, непонятное, глаза у нее были огромные и странно посветлели, обесцветились, губы казались измятыми. Снимая
с нее шубку, шляпу, Самгин спрашивал
с тревогой и досадой...
Дни потянулись медленнее, хотя каждый из них, как раньше, приносил
с собой невероятные слухи, фантастические рассказы. Но люди, очевидно, уже привыкли к
тревогам и шуму разрушающейся жизни, так же, как привыкли галки и вороны
с утра до вечера летать над городом. Самгин
смотрел на них в окно и чувствовал, что его усталость растет, становится тяжелей, погружает в состояние невменяемости. Он уже наблюдал не так внимательно, и все, что люди делали, говорили, отражалось в нем, как на поверхности зеркала.
Заставляя себя любезно улыбаться, он присматривался к Дуняше
с тревогой и видел: щеки у нее побледнели, брови нахмурены; закусив губу, прищурясь, она
смотрела на огонь лампы, из глаз ее текли слезинки. Она судорожно позванивала чайной ложкой по бутылке.
Неточные совпадения
— Еще бы вы не верили! Перед вами сумасшедший, зараженный страстью! В глазах моих вы видите, я думаю, себя, как в зеркале. Притом вам двадцать лет:
посмотрите на себя: может ли мужчина, встретя вас, не заплатить вам дань удивления… хотя взглядом? А знать вас, слушать, глядеть на вас подолгу, любить — о, да тут
с ума сойдешь! А вы так ровны, покойны; и если пройдут сутки, двое и я не услышу от вас «люблю…», здесь начинается
тревога…
Она на его старания
смотрела ласково,
с улыбкой. Ни в одной черте никогда не было никакой
тревоги, желания, порыва.
Баба ездил почти постоянно и всякий раз привозил
с собой какого-нибудь нового баниоса, вероятно приятеля, желавшего
посмотреть большое судно, четырехаршинные пушки, ядра,
с человеческую голову величиной, послушать музыку и
посмотреть ученье, военные
тревоги, беганье по вантам и маневры
с парусами.
Женщина
с удивлением
посмотрела на нас, и вдруг на лице ее изобразилась
тревога. Какие русские могут прийти сюда? Порядочные люди не пойдут. «Это — чолдоны [Так удэгейцы называют разбойников.]», — подумала она и спряталась обратно в юрту. Чтобы рассеять ее подозрения, Дерсу заговорил
с ней по-удэгейски и представил меня как начальника экспедиции. Тогда она успокоилась.
В кухне сидел обыкновенно бурмистр, седой старик
с шишкой на голове; повар, обращаясь к нему, критиковал плиту и очаг, бурмистр слушал его и по временам лаконически отвечал: «И то — пожалуй, что и так», — и невесело
посматривал на всю эту
тревогу, думая: «Когда нелегкая их пронесет».