Неточные совпадения
— Нет,
вы подумайте, — полушепотом говорила Нехаева, наклонясь к нему, держа в воздухе дрожащую руку с тоненькими косточками пальцев; глаза ее неестественно расширены, лицо казалось еще более острым, чем всегда было. Он прислонился к спинке стула,
слушая вкрадчивый полушепот.
— Можно! — крикнула Телепнева, топнув ногой. — Я — докажу. Лида,
слушай, я прочитаю стихи.
Вы, Клим, тоже… Впрочем,
вы… Ну, все равно…
— Когда я
слушаю споры, у меня возникает несколько обидное впечатление; мы, русские люди, не умеем владеть умом. У нас не человек управляет своей мыслью, а она порабощает его.
Вы помните, Самгин, Кутузов называл наши споры «парадом парадоксов»?
— Почему
вы смеетесь? Ведь Клим сказал правду, только я не хочу
слушать.
— Вчера, на ярмарке, Лютов читал мужикам стихи Некрасова, он удивительно читает, не так красиво, как Алина, но — замечательно!
Слушали его очень серьезно, но потом лысенький старичок спросил: «А плясать — умеешь? Я, говорит, думал, что
вы комедианты из театров». Макаров сказал: «Нет, мы просто — люди». — «Как же это так — просто? Просто людей — не бывает».
— Расстригут меня — пойду работать на завод стекла, займусь изобретением стеклянного инструмента. Семь лет недоумеваю: почему стекло не употребляется в музыке? Прислушивались
вы зимой, в метельные ночи, когда не спится, как стекла в окнах поют? Я, может быть, тысячу ночей
слушал это пение и дошел до мысли, что именно стекло, а не медь, не дерево должно дать нам совершенную музыку. Все музыкальные инструменты надобно из стекла делать, тогда и получим рай звуков. Обязательно займусь этим.
—
Вы бы
послушали, как и что говорит рабочий, которого — помните? — мы встретили…
—
Послушайте, — какой черт дернул
вас читать Елизавете Львовне мои стихи?
— Вот такой — этот настоящий русский, больше, чем
вы обе, — я так думаю.
Вы помните «Золотое сердце» Златовратского! Вот! Он удивительно говорил о начальнике в тюрьме, да! О, этот может много делать! Ему будут
слушать, верить, будут любить люди. Он может… как говорят? — может утешивать. Так? Он — хороший поп!
Слушайте-ко, Самгин, — можно выспаться у
вас?
— Нет, — Радеев-то, сукин сын, а?
Послушал бы ты, что он говорил губернатору, Иуда! Трусова, ростовщица, и та — честнее! Какой же
вы, говорит, правитель, ваше превосходительство! Гимназисток на улице бьют, а
вы — что? А он ей — скот! — надеюсь, говорит, что после этого благомыслящие люди поймут, что им надо идти с правительством, а не с жидами, против его, а?
— Туробоев убит… ранен, в больнице, на Страстном. Необходимо защищаться — как же иначе? Надо устраивать санитарные пункты! Много раненых, убитых.
Послушайте, —
вы тоже должны санитарный пункт! Конечно, будет восстание… Эсеры на Прохоровской мануфактуре…
— Ну, как
вы? Оправились? Домой идете? Послушайте-ка, там, в ваших краях, баррикады есть и около них должен быть товарищ Яков, эдакий…
— А ты что, нарядился мужиком, болван? — закричал он на человека в поддевке. — Я мужиков — порю! Понимаешь? Песенки
слушаете, картеж, биллиарды, а у меня люди обморожены, черт
вас возьми! И мне — отвечать за них.
— Это ужасно! — сочувственно откликнулся парижанин. — И все потому, что не хватает денег. А мадам Муромская говорит, что либералы — против займа во Франции. Но,
послушайте, разве это политика? Люди хотят быть нищими… Во Франции революцию делали богатые буржуа, против дворян, которые уже разорились, но держали короля в своих руках, тогда как у
вас, то есть у нас, очень трудно понять — кто делает революцию?
— Это он все для того говорит, чтобы ничего не сказать.
Вы его не
слушайте, на драную одежу — не глядите, он нарошно простачком приоделся…
— О, нет, что
вы! — возразил Самгин. — Я молчу, потому что внимательно
слушаю…
— Слушайте-ко, Самгин, — раздался над головой его сиповатый, пониженный голос Попова, — тут тесть мой сидит, интересная фигура, богатейший человечище! Я сказал ему, что
вы поверенный Зотовой, а она — старая знакомая его. Он хочет познакомиться с
вами…
— Я не желаю
слушать, — крикнул он, заикаясь от возмущения. —
Вы с ума сошли…
—
Слушайте — сколько предлагал
вам Бердников за ознакомление с договором?
— Полноте, что
вы! — воскликнул Самгин, уверенно чувствуя себя человеком более значительным и сильным, чем гость его. — Я
слушал с глубоким интересом. И, говоря правду, мне очень приятно, лестно, что
вы так…
— Слушайте-ко,
вы ведь были поверенным у Зотовой, — что это за история с ней? Действительно — убита?
— Юрин?
Вы? Здесь? Почему? А — в Крым?
Послушайте: это — самоубийство! Тося — как же это?
— Милый Клим Иванович, скажите что-нибудь.
Вас мало знают и будут
слушать. Нужно прекратить этот кавардак. Уберут столы, потанцуем… Да? Пожалуйста!
— Я не персонально про
вас, а — вообще о штатских, об интеллигентах. У меня двоюродная сестра была замужем за революционером. Студент-горняк, башковатый тип. В седьмом году сослали куда-то… к черту на кулички.
Слушайте: что
вы думаете о царе? Об этом жулике Распутине, о царице? Что — вся эта чепуха — правда?
—
Вы не можете представить себе, что такое письма солдат в деревню, письма деревни на фронт, — говорил он вполголоса, как бы сообщая секрет.
Слушал его профессор-зоолог, угрюмый человек, смотревший на Елену хмурясь и с явным недоумением, точно он затруднялся определить ее место среди животных. Были еще двое знакомых Самгину — лысый, чистенький старичок, с орденом и длинной поповской фамилией, и пышная томная дама, актриса театра Суворина.
— Слушайте-ко, — заговорил он, — вот
вы все толкуете насчет объединения интеллигентов, а с кем надо объединяться-то? Вот у нас большевики есть и меньшевики, одни с Лениным, другие — с Плехановым, с Мартовым, — так — с кем
вы?
— Я не своевольно пришел к
вам, меня позвали умных речей
послушать.
—
Послушайте — что
вам угодно, чёрт
вас возьми?
Неточные совпадения
Городничий. Ну,
слушайте же, Степан Ильич! Чиновник-то из Петербурга приехал. Как
вы там распорядились?
Послушайте ж,
вы сделайте вот что: квартальный Пуговицын… он высокого роста, так пусть стоит для благоустройства на мосту.
Городничий (тихо, Добчинскому).
Слушайте:
вы побегите, да бегом, во все лопатки, и снесите две записки: одну в богоугодное заведение Землянике, а другую жене. (Хлестакову.)Осмелюсь ли я попросить позволения написать в вашем присутствии одну строчку к жене, чтоб она приготовилась к принятию почтенного гостя?
Послушайте, Иван Кузьмич, нельзя ли
вам, для общей нашей пользы, всякое письмо, которое прибывает к
вам в почтовую контору, входящее и исходящее, знаете, этак немножко распечатать и прочитать: не содержится ли нем какого-нибудь донесения или просто переписки.
Артемий Филиппович. Смотрите, чтоб он
вас по почте не отправил куды-нибудь подальше.
Слушайте: эти дела не так делаются в благоустроенном государстве. Зачем нас здесь целый эскадрон? Представиться нужно поодиночке, да между четырех глаз и того… как там следует — чтобы и уши не слыхали. Вот как в обществе благоустроенном делается! Ну, вот
вы, Аммос Федорович, первый и начните.