Бывали минуты, когда Клим Самгин
рассматривал себя как иллюстрированную книгу, картинки которой были одноцветны, разнообразно неприятны, а объяснения к ним, не удовлетворяя, будили грустное чувство сиротства. Такие минуты он пережил, сидя в своей комнате, в темном уголке и тишине.
Неточные совпадения
Лидия встала и пригласила всех наверх, к
себе. Клим задержался на минуту у зеркала,
рассматривая прыщик на губе. Из гостиной вышла мать; очень удачно сравнив Инокова и Сомову с любителями драматического искусства, которые разыгрывают неудачный водевиль, она положила руку на плечо Клима, спросила...
Одно яйцо он положил мимо кармана и топтал его, под подошвой грязного сапога чмокала яичница. Пред гостиницей «Москва с но» на обломанной вывеске сидели голуби, заглядывая в окошко, в нем стоял черноусый человек без пиджака и, посвистывая, озабоченно нахмурясь,
рассматривал, растягивал голубые подтяжки. Старушка с ласковым лицом, толкая пред
собою колясочку, в которой шевелились, ловя воздух, игрушечные, розовые ручки, старушка, задев Клима колесом коляски, сердито крикнула...
Самгин чувствовал
себя неловко, Лидия села на диван, поджав под
себя ноги, держа чашку в руках и молча, вспоминающими глазами, как-то бесцеремонно
рассматривала его.
Самгин шагал среди танцующих, мешая им, с упорством близорукого
рассматривая ряженых, и сердился на
себя за то, что выбрал неудобный костюм, в котором путаются ноги. Среди ряженых он узнал Гогина, одетого оперным Фаустом; клоун, которого он ведет под руку, вероятно, Татьяна. Длинный арлекин, зачем-то надевший рыжий парик и шляпу итальянского бандита, толкнул Самгина, схватил его за плечо и тихонько извинился...
Она полулежала на кушетке в позе мадам Рекамье, Самгин исподлобья
рассматривал ее лицо, фигуру, всю ее, изученную до последней черты, и с чувством недоуменья пред
собою размышлял: как он мог вообразить, что любит эту женщину, суетливую, эгоистичную?
Самгин не слушал, углубленно
рассматривая свою речь. Да, он говорил о
себе и как будто стал яснее для
себя после этого. Брат — мешал, неприютно мотался в комнате, ворчливо недоумевая...
Не желая видеть Дуняшу, он зашел в ресторан, пообедал там, долго сидел за кофе, курил и
рассматривал, обдумывал Марину, но понятнее для
себя не увидел ее. Дома он нашел письмо Дуняши, — она извещала, что едет — петь на фабрику посуды, возвратится через день. В уголке письма было очень мелко приписано: «Рядом с тобой живет подозрительный, и к нему приходил Судаков. Помнишь Судакова?»
Самгин спустился вниз к продавцу каталогов и фотографий. Желтолицый человечек, в шелковой шапочке, не отрывая правый глаз от газеты, сказал, что у него нет монографии о Босхе, но возможно, что они имеются в книжных магазинах. В книжном магазине нашлась монография на французском языке. Дома, после того, как фрау Бальц накормила его жареным гусем, картофельным салатом и карпом, Самгин закурил, лег на диван и, поставив на грудь
себе тяжелую книгу, стал
рассматривать репродукции.
«Надо искать работы», — напоминал он
себе и снова двигался по бесчисленным залам Эрмитажа,
рассматривая вещи, удовлетворяясь тем, что наблюдаемое не ставит вопросов, не требует ответов, разрешая думать о них как угодно или — не думать.
Держа в одной руке щетку, приглаживая пальцами другой седоватые виски, он минуты две строго
рассматривал лицо свое, ни о чем не думая, прислушиваясь к
себе. Лицо казалось ему значительным и умным. Несколько суховатое, но тонкое лицо человека, который не боится мыслить свободно и органически враждебен всякому насилию над независимой мыслью, всем попыткам ограничить ее.
Неточные совпадения
Грустилов сначала растерялся и,
рассмотрев книгу, начал было объяснять, что она ничего не заключает в
себе ни против религии, ни против нравственности, ни даже против общественного спокойствия.
Хотя он и должен был признать, что в восточной, самой большой части России рента еще нуль, что заработная плата выражается для девяти десятых восьмидесятимиллионного русского населения только пропитанием самих
себя и что капитал еще не существует иначе, как в виде самых первобытных орудий, но он только с этой точки зрения
рассматривал всякого рабочего, хотя во многом и не соглашался с экономистами и имел свою новую теорию о заработной плате, которую он и изложил Левину.
Итак, я начал
рассматривать лицо слепого; но что прикажете прочитать на лице, у которого нет глаз? Долго я глядел на него с невольным сожалением, как вдруг едва приметная улыбка пробежала по тонким губам его, и, не знаю отчего, она произвела на меня самое неприятное впечатление. В голове моей родилось подозрение, что этот слепой не так слеп, как оно кажется; напрасно я старался уверить
себя, что бельмы подделать невозможно, да и с какой целью? Но что делать? я часто склонен к предубеждениям…
Я остановился, запыхавшись, на краю горы и, прислонясь к углу домика, стал
рассматривать живописную окрестность, как вдруг слышу за
собой знакомый голос:
Конечно, поверить этому чиновники не поверили, а, впрочем, призадумались и,
рассматривая это дело каждый про
себя, нашли, что лицо Чичикова, если он поворотится и станет боком, очень сдает на портрет Наполеона.