Неточные совпадения
Но Клим уже не слушал, теперь он был удивлен и неприятно и неприязненно. Он вспомнил Маргариту, швейку,
с круглым, бледным лицом,
с густыми тенями в впадинах глубоко посаженных глаз. Глаза у нее неопределенного, желтоватого цвета, взгляд полусонный, усталый, ей, вероятно, уж под тридцать лет. Она шьет и чинит белье матери, Варавки, его; она
работает «по домам».
— Этот парень надоел мне.
Работает скверно, рассеян, дерзок. И слишком любит поболтать
с моими поднадзорными.
Работало человек двадцать пыльных людей, но из них особенно выделялись двое: кудрявый, толстогубый парень
с круглыми глазами на мохнатом лице, сером от пыли, и маленький старичок в синей рубахе, в длинном переднике.
Все рабочие ломали стену
с увлечением, но старичок, казалось Климу, перешел какую-то границу и, неистовствуя, был противен. А Мотя
работал слепо, машиноподобно, и, когда ему удавалось отколоть несколько кирпичей сразу, он оглушительно ухал, рабочие смеялись, свистели, а старичок яростно и жутко визжал...
Через день Лидия приехала
с отцом. Клим ходил
с ними по мусору и стружкам вокруг дома, облепленного лесами, на которых
работали штукатуры. Гремело железо крыши под ударами кровельщиков; Варавка, сердито встряхивая бородою, ругался и втискивал в память Клима свои всегда необычные словечки.
Затем он вспомнил, что в кармане его лежит письмо матери, полученное днем; немногословное письмо это, написанное
с алгебраической точностью, сообщает, что культурные люди обязаны
работать, что она хочет открыть в городе музыкальную школу, а Варавка намерен издавать газету и пройти в городские головы. Лидия будет дочерью городского головы. Возможно, что, со временем, он расскажет ей роман
с Нехаевой; об этом лучше всего рассказать в комическом тоне.
В течение пяти недель доктор Любомудров не мог
с достаточной ясностью определить болезнь пациента, а пациент не мог понять, физически болен он или его свалило
с ног отвращение к жизни, к людям? Он не был мнительным, но иногда ему казалось, что в теле его
работает острая кислота, нагревая мускулы, испаряя из них жизненную силу. Тяжелый туман наполнял голову, хотелось глубокого сна, но мучила бессонница и тихое, злое кипение нервов. В памяти бессвязно возникали воспоминания о прожитом, знакомые лица, фразы.
Выпив водки, старый писатель любил рассказывать о прошлом, о людях,
с которыми он начал
работать. Молодежь слышала имена литераторов, незнакомых ей, и недоумевала, переглядывалась...
— Да они не кланяются, — они сидят, как совы днем, — пробормотал Диомидов, растрепанный, чумазый,
с руками, позолоченными бронзовым порошком; он только утром кончил
работать по украшению Кремля.
Зарево над Москвой освещало золотые главы церквей, они поблескивали, точно шлемы равнодушных солдат пожарной команды. Дома похожи на комья земли, распаханной огромнейшим плугом, который, прорезав в земле глубокие борозды, обнаружил в ней золото огня. Самгин ощущал, что и в нем прямолинейно
работает честный плуг, вспахивая темные недоумения и тревоги. Человек
с палкой в руке, толкнув его, крикнул...
При второй встрече
с Климом он сообщил ему, что за фельетоны Робинзона одна газета была закрыта, другая приостановлена на три месяца, несколько газет получили «предостережение», и во всех городах, где он
работал, его врагами всегда являлись губернаторы.
— Шабаш! Поссорился
с Варавкой и в газете больше не
работаю! Он там на выставке ходил, как жадный мальчуган по магазину игрушек. А Вера Петровна — точно калуцкая губернаторша, которую уж ничто не может удивить. Вы знаете, Самгин, Варавка мне нравится, но — до какого-то предела…
С той поры он почти сорок лет жил, занимаясь историей города, написал книгу, которую никто не хотел издать, долго
работал в «Губернских ведомостях», печатая там отрывки своей истории, но был изгнан из редакции за статью, излагавшую ссору одного из губернаторов
с архиереем; светская власть обнаружила в статье что-то нелестное для себя и зачислила автора в ряды людей неблагонадежных.
Пенная зелень садов, омытая двухдневным дождем, разъединяла дома, осеняя их крыши; во дворах, в садах кричали и смеялись дети, кое-где в окнах мелькали девичьи лица, в одном доме
работал настройщик рояля,
с горы и снизу доносился разноголосый благовест ко всенощной; во влажном воздухе серенького дня медь колоколов звучала негромко и томно.
Козлов, показав ему «Строельную книгу», искусно рассказал, как присланный царем Борисом Годуновым боярский сын Жадов
с ратниками и холопами основал порубежный городок, чтобы беречь Москву от набегов кочевников, как ратники и холопы дрались
с мордвой, полонили ее, заставляли
работать, как разбегались холопы из-под руки жестоковыйного Жадова и как сам он буйствовал, подстрекаемый степной тоской.
С той поры прошло двадцать лет, и за это время он прожил удивительно разнообразную жизнь, принимал участие в смешной авантюре казака Ашинова, который хотел подарить России Абиссинию,
работал где-то во Франции бойцом на бойнях, наконец был миссионером в Корее, — это что-то очень странное, его миссионерство.
Когда она начала есть, Клим подумал, что он впервые видит человека, который умеет есть так изящно,
с таким наслаждением, и ему показалось, что и все только теперь дружно
заработали вилками и ножами, а до этой минуты в зале было тихо.
Она
работала в политическом «Красном Кресте», ходила в тюрьму на свидания
с Маракуевым, назвавшись его невестой.
Вот именно, — встряхнуть, размесить это кислое тесто, заставить всех
работать по-римски, по-египетски,
с бичами, вот как!
За городом
работали сотни три землекопов, срезая гору, расковыривая лопатами зеленоватые и красные мергеля, — расчищали съезд к реке и место для вокзала. Согнувшись горбато, ходили люди в рубахах без поясов,
с расстегнутыми воротами, обвязав кудлатые головы мочалом. Точно избитые собаки, визжали и скулили колеса тачек. Трудовой шум и жирный запах сырой глины стоял в потном воздухе. Группа рабочих тащила волоком по земле что-то железное, уродливое, один из них ревел...
Самгин решил, что это так и есть: именно вот такие люди,
с незаметными лицами, скромненькие, и должны
работать в издательстве для народа.
Баркас выскользнул на мутное взморье, проплыл
с версту, держась берега, крякнул, вздрогнул, и машина перестала
работать.
Поярков
работал в каком-то частном архиве, и по тому, как бедно одевался он, по истощенному лицу его можно было заключить, что работа оплачивается плохо. Он часто и ненадолго забегал к Любаше, говорил
с нею командующим тоном, почти всегда куда-то посылал ее, Любаша покорно исполняла его поручения и за глаза называла его...
Макаров, после операции, наговорил ему резкостей и отказался
работать с ним.
Самгин пошел мыться. Но, проходя мимо комнаты, где
работал Кумов, — комната была рядом
с ванной, — он, повинуясь толчку изнутри, тихо приотворил дверь. Кумов стоял спиной к двери, опустив руки вдоль тела, склонив голову к плечу и напоминая фигуру повешенного. На скрип двери он обернулся, улыбаясь, как всегда, глуповатой и покорной улыбкой, расширившей стиснутое лицо его.
Варвара возвратилась около полуночи. Услышав ее звонок, Самгин поспешно зажег лампу, сел к столу и разбросал бумаги так, чтоб видно было: он давно
работает. Он сделал это потому, что не хотел говорить
с женою о пустяках. Но через десяток минут она пришла в ночных туфлях, в рубашке до пят, погладила влажной и холодной ладонью его щеку, шею.
В коляске, запряженной парой черных зверей, ноги которых
работали, точно рычаги фантастической машины, проехала Алина Телепнева, рядом
с нею — Лютов, а напротив них, под спиною кучера, размахивал рукою толстый человек, похожий на пожарного.
— Издыхает буржуазное общество, загнило
с головы. На Западе это понятно —
работали много, истощились, а вот у нас декадансы как будто преждевременны. Декадент у нас толстенький, сытый, розовощекий и — не даровит. Верленов — не заметно.
Клим подумал: нового в ее улыбке только то, что она легкая и быстрая. Эта женщина раздражала его. Почему она
работает на революцию, и что может делать такая незаметная, бездарная? Она должна бы служить сиделкой в больнице или обучать детей грамоте где-нибудь в глухом селе. Помолчав, он стал рассказывать ей, как мужики поднимали колокол, как они разграбили хлебный магазин. Говорил насмешливо и
с намерением обидеть ее. Вторя его словам, холодно кипел дождь.
— Нет. После ареста Любаши я отказалась
работать в «Красном Кресте» и не встречаюсь
с Никоновой, — ответила Варвара и равнодушно предположила: — Может быть, и ее арестовали?
— Значит — продавай! Больше — никаких! Ну, вот…
Работали мы
с тобой, мать их…
— Евреи — это люди, которые
работают на всех. Ротшильд, как и Маркс,
работает на всех — нет? Но разве Ротшильд, как дворник, не сметает деньги
с улицы, в кучу, чтоб они не пылили в глаза? И вы думаете, что если б не было Ротшильда, так все-таки был бы Маркс, — вы это думаете?
В кабинете он зажег лампу, надел туфли и сел к столу, намереваясь
работать, но, взглянув на синюю обложку толстого «Дела М. П. Зотовой
с крестьянами села Пожога», закрыл глаза и долго сидел, точно погружаясь во тьму, видя в ней жирное тело
с растрепанной серой головой
с фарфоровыми глазами, слыша сиплый, кипящий смех.
— Нуте-с, не будем терять время зря. Человек я как раз коммерческий, стало быть — прямой. Явился
с предложением, взаимно выгодным. Можете хорошо
заработать, оказав помощь мне в серьезном деле. И не только мне, а и клиентке вашей, сердечного моего приятеля почтенной вдове…
— Впрочем, этот термин, кажется, вышел из употребления. Я считаю, что прав Плеханов: социаль-демократы могут удобно ехать в одном вагоне
с либералами. Европейский капитализм достаточно здоров и лет сотню проживет благополучно. Нашему, русскому недорослю надобно учиться жить и
работать у варягов. Велика и обильна земля наша, но — засорена нищим мужиком, бессильным потребителем, и если мы не перестроимся — нам грозит участь Китая. А ваш Ленин для ускорения этой участи желает организовать пугачевщину.
Дня три он провел усердно
работая — приводил в порядок судебные дела Зотовой, свои счета
с нею, и обнаружил, что имеет получить
с нее двести тридцать рублей.
Но он почти каждый день посещал Прозорова, когда старик чувствовал себя бодрее,
работал с ним, а после этого оставался пить чай или обедать. За столом Прозоров немножко нудно, а все же интересно рассказывал о жизни интеллигентов 70–80-х годов, он знавал почти всех крупных людей того времени и говорил о них, грустно покачивая головою, как о людях, которые мужественно принесли себя в жертву Ваалу истории.
Через день в кабинете Прозорова, где принимал клиентов и
работал Самгин, Елена, полулежа
с папиросой в руке на кожаном диване, рассказывала ему...
Он много
работал, часто выезжал в провинцию, все еще не мог кончить дела, принятые от ‹Прозорова›, а у него уже явилась своя клиентура, он даже взял помощника Ивана Харламова, человека со странностями: он почти непрерывно посвистывал сквозь зубы и нередко начинал вполголоса разговаривать сам
с собой очень ласковым тоном...
Сзади его шагал тоже очень приметный каменщик, высокий, широкоплечий, в чалме курчавых золотого цвета волос,
с большой, аккуратной бородой,
с приятной, добродушной улыбкой на румяном лице, в прозрачных глазах голубого цвета, — он
работал ближе других к окнам Самгина, и Самгин нередко любовался картинной его фигурой.
Самгин редко разрешал себе говорить
с нею, а эта рябая становилась все фамильярнее, навязчивей. Но
работала она все так же безукоризненно, не давая причины заменить ее. Он хотел бы застать в кухне мужчину, но, кроме Беньковского, не видел ни одного, хотя какие-то мужчины бывали: Агафья не курила, Беньковский — тоже, но в кухне всегда чувствовался запах табака.
— Вот и мы здесь тоже думаем — врут! Любят это у нас — преувеличить правду. К примеру — гвоздари: жалуются на скудость жизни, а между тем —
зарабатывают больше плотников. А плотники — на них ссылаются, дескать — кузнецы лучше нас живут. Союзы тайные заводят… Трудно, знаете,
с рабочим народом. Надо бы за всякую работу единство цены установить…
Самгин наблюдал шумную возню людей и думал, что для них существуют школы, церкви, больницы,
работают учителя, священники, врачи. Изменяются к лучшему эти люди? Нет. Они такие же, какими были за двадцать, тридцать лег до этого года. Целый угол пекарни до потолка загроможден сундучками
с инструментом плотников. Для них делают топоры, пилы, шерхебели, долота. Телеги, сельскохозяйственные машины, посуду, одежду. Варят стекло. В конце концов, ведь и войны имеют целью дать этим людям землю и работу.
Был я глуп, как полагается, и глуп я был долго,
работал, водку пил,
с девками валандался, ни о чем не думал.
Самгин знал, что старичок играет крупную роль в министерстве финансов, Елена сообщила, что недавно он
заработал большие деньги на какой-то операции
с банками и предлагает ей поступить на содержание к нему.
— Прислала мне Тося парня, студент одесского университета, юрист, исключен
с третьего курса за невзнос платы.
Работал в порту грузчиком, купорил бутылки на пивном заводе, рыбу ловил под Очаковом. Умница, весельчак. Я его секретарем своим сделал.
— Ходит в худых башмаках.
Работает на фабрике махорку. Живет
с подругой в лачуге у какой-то ведьмы.