Неточные совпадения
На пороге одной из комнаток игрушечного дома он остановился с невольной улыбкой: у стены на диване лежал Макаров, прикрытый до груди одеялом, расстегнутый ворот рубахи обнажал его забинтованное плечо; за маленьким, круглым столиком сидела Лидия; на столе стояло блюдо, полное яблок; косой луч солнца,
проникая сквозь верхние стекла окон, освещал алые плоды, затылок Лидии и половину горбоносого лица Макарова.
В комнате
было душисто и очень жарко, как показалось Климу. Больной и девушка
ели яблоки.
— Молчун схватил. Павла, — помнишь? — горничная, которая обокрала нас и бесследно исчезла? Она рассказывала мне, что
есть такое существо — Молчун. Я понимаю — я почти вижу его — облаком, туманом. Он обнимет,
проникнет в человека и опустошит его. Это — холодок такой.
В нем исчезает все, все мысли, слова, память, разум — все! Остается
в человеке только одно — страх перед собою. Ты понимаешь?
Клим не видел темненького. Он не верил
в сома, который любит гречневую кашу. Но он видел, что все вокруг — верят, даже Туробоев и, кажется, Лютов. Должно
быть, глазам
было больно смотреть на сверкающую воду, но все смотрели упорно, как бы стараясь
проникнуть до дна реки. Это на минуту смутило Самгина: а — вдруг?
И больше ничего не говорил, очевидно, полагая, что
в трех его словах заключена достаточно убийственная оценка человека. Он
был англоманом, может
быть, потому, что
пил только «английскую горькую», —
пил, крепко зажмурив глаза и запрокинув голову так, как будто хотел, чтобы водка
проникла в затылок ему.
— Камень — дурак. И дерево — дурак. И всякое произрастание — ни к чему, если нет человека. А ежели до этого глупого материала коснутся наши руки, — имеем удобные для жилья дома, дороги, мосты и всякие вещи, машины и забавы, вроде шашек или карт и музыкальных труб. Так-то. Я допрежде сектантом
был, сютаевцем, а потом стал
проникать в настоящую философию о жизни и —
проник насквозь, при помощи неизвестного человека.
Самым интересным человеком
в редакции и наиболее характерным для газеты Самгин, присмотревшись к сотрудникам, подчеркнул Дронова, и это немедленно понизило
в его глазах значение «органа печати». Клим должен
был признать, что
в роли хроникера Дронов на своем месте. Острый взгляд его беспокойных глаз
проникал сквозь стены домов города
в микроскопическую пыль буднишной жизни, зорко находя
в ней, ловко извлекая из нее наиболее крупные и темненькие пылинки.
Думалось трезво и даже удовлетворенно, — видеть такой жалкой эту давно чужую женщину
было почти приятно. И приятно
было слышать ее истерический визг, — он
проникал сквозь дверь. О том, чтоб разорвать связь с Варварой, Самгин никогда не думал серьезно; теперь ему казалось, что истлевшая эта связь лопнула. Он спросил себя, как это оформить: переехать завтра же
в гостиницу? Но — все и всюду бастуют…
Неточные совпадения
Развращение нравов дошло до того, что глуповцы посягнули
проникнуть в тайну построения миров и открыто рукоплескали учителю каллиграфии, который, выйдя из пределов своей специальности, проповедовал с кафедры, что мир не мог
быть сотворен
в шесть дней.
― Я уже давно оставил эту жизнь, ― сказал он, удивляясь перемене выражения ее лица и стараясь
проникнуть его значение. ― И признаюсь, ― сказал он, улыбкой выставляя свои плотные белые зубы, ― я
в эту неделю как
в зеркало смотрелся, глядя на эту жизнь, и мне неприятно
было.
Они
были дружны с Левиным, и поэтому Левин позволял себе допытывать Свияжского, добираться до самой основы его взгляда на жизнь; но всегда это
было тщетно. Каждый раз, как Левин пытался
проникнуть дальше открытых для всех дверей приемных комнат ума Свияжского, он замечал, что Свияжский слегка смущался; чуть-заметный испуг выражался
в его взгляде, как будто он боялся, что Левин поймет его, и он давал добродушный и веселый отпор.
Некстати
было бы мне говорить о них с такою злостью, — мне, который, кроме их, на свете ничего не любит, — мне, который всегда готов
был им жертвовать спокойствием, честолюбием, жизнию… Но ведь я не
в припадке досады и оскорбленного самолюбия стараюсь сдернуть с них то волшебное покрывало, сквозь которое лишь привычный взор
проникает. Нет, все, что я говорю о них,
есть только следствие
Осенью, на пятнадцатом году жизни, Артур Грэй тайно покинул дом и
проник за золотые ворота моря. Вскорости из порта Дубельт вышла
в Марсель шкуна «Ансельм», увозя юнгу с маленькими руками и внешностью переодетой девочки. Этот юнга
был Грэй, обладатель изящного саквояжа, тонких, как перчатка, лакированных сапожков и батистового белья с вытканными коронами.