Неточные совпадения
Глагол — выдумывать,
слово — выдумка отец Лидии
произносил чаще, чем все другие знакомые, и это
слово всегда успокаивало, укрепляло Клима. Всегда, но не в случае с Лидией, — случае, возбудившем у него очень сложное чувство к этой девочке.
Он
произнес эти три
слова без досады и зависти, не брезгуя, не удивляясь и так, что последнее
слово прозвучало лишним. Потом усмехнулся и рассказал...
Клим посмотрел на Кутузова с недоумением: неужели этот мужик, нарядившийся студентом, — марксист? Красивый голос Кутузова не гармонировал с читающим тоном, которым он
произносил скучные
слова и цифры. Дмитрий помешал Климу слушать...
Из всего остренького, что он усвоил в афоризмах Варавки, размышлениях Томилина, он сплетал хорошо закругленные фразы,
произнося их с улыбочкой человека, который не очень верит
словам.
Она
произнесла эти
слова так странно, как будто не спрашивала, а просила. Разгоревшееся лицо ее бледнело, таяло, казалось, что она хорошеет.
В этот вечер Нехаева не цитировала стихов, не
произносила имен поэтов, не говорила о своем страхе пред жизнью и смертью, она говорила неслыханными, нечитанными Климом
словами только о любви.
Лютов
произнес речь легко, без пауз; по
словам она должна бы звучать иронически или зло, но иронии и злобы Клим не уловил в ней. Это удивило его. Но еще более удивительно было то, что говорил человек совершенно трезвый. Присматриваясь к нему, Клим подумал...
Последние
слова она
произнесла настолько резко, что Клим оробел. А она требовала...
Эти
слова мужик
произнес шепотом. Затем, посмотрев на реку из-под ладони, он сказал, тоже очень тихо...
— Случилось какое-то… несчастие, — ответил Клим.
Слово несчастие он
произнес не сразу, нетвердо, подумав, что надо бы сказать другое
слово, но в голове его что-то шумело, шипело, и
слова не шли на язык.
Даже для Федосовой он с трудом находил те большие
слова, которыми надеялся рассказать о ней, а когда
произносил эти
слова, слышал, что они звучат сухо, тускло. Но все-таки выходило как-то так, что наиболее сильное впечатление на выставке всероссийского труда вызвала у него кривобокая старушка. Ему было неловко вспомнить о надеждах, связанных с молодым человеком, который оставил в памяти его только виноватую улыбку.
Вытирал платком потную лысину, желтые виски, и обиженная губа его особенно важно топырилась, когда он
произносил латинские
слова.
Строгая, чистая комната Лидии пропитана запахом скверного табака и ваксы; от сапогов Дьякона пахнет дегтем, от белобрысого юноши — помадой, а иконописец Одинцов источает запах тухлых яиц. Люди так надышали, что огонь лампы горит тускло и, в сизом воздухе, размахивая руками, Маракуев на все лады
произносит удивительно емкое, в его устах,
слово...
Слово «действительность» он
произнес сквозь зубы и расчленяя по слогам, слог «стви» звучал, как ругательство, а лицо его покрылось пятнами, глаза блестели, как чешуйки сазана.
Голос его, раньше бесцветный, тревожный, теперь звучал уверенно,
слова он
произносил строго и немножко с распевом, на церковный лад.
Он захлебывался
словами, торопливо и бессвязно
произнося их одно за другим, и, прижимаясь к Самгину, оседал, точно земля проваливалась под ним.
Его тонкий голосок, почти фальцет, был неистощим, пел он на терцию выше хора и так комически жалобно
произносил радикальные
слова, что и публика и даже некоторые из хористов начали смеяться.
Слова прозвучали издалека, и
произнес их чей-то чужой голос, сиплый.
Кричавший стоял на парте и отчаянно изгибался, стараясь сохранить равновесие, на ногах его были огромные ботики, обладавшие самостоятельным движением, — они съезжали с парты.
Слова он
произносил немного картавя и очень пронзительно. Под ним, упираясь животом в парту, стуча кулаком по ней, стоял толстый человек, закинув голову так, что на шее у него образовалась складка, точно калач; он гудел...
Он ловко обрил волосы на черепе и бороду Инокова, обнажилось неузнаваемо распухшее лицо без глаз, только правый, выглядывая из синеватой щели, блестел лихорадочно и жутко. Лежал Иноков вытянувшись, точно умерший, хрипел и всхлипывающим голосом
произносил непонятные
слова; вторя его бреду, шаркал ветер о стены дома, ставни окон.
Тут Самгин услыхал, что шум рассеялся, разбежался по углам, уступив место одному мощному и грозному голосу. Углубляя тишину, точно выбросив людей из зала, опустошив его, голос этот с поразительной отчетливостью
произносил знакомые
слова, угрожающе раскладывая их по знакомому мотиву. Голос звучал все более мощно, вызывая отрезвляющий холодок в спине Самгина, и вдруг весь зал точно обрушился, разломились стены, приподнялся пол и грянул единодушный, разрушающий крик...
Три
слова он
произнес, как одно. Самгин видел только спины и затылки людей; ускорив шаг, он быстро миновал их, но все-таки его настигли торопливые и очень внятные в морозной тишине
слова...
— Сейчас, на Арбатской площади… — Начал он с уверенностью, что будет говорить долго, заставит всех замолчать и скажет нечто потрясающее, но выкрикнул десятка три
слов, и голоса у него не хватило, последнее
слово он
произнес визгливо и тотчас же услышал свирепый возглас Пояркова...
Голосок у него звонкий, упрямый,
слова он
произносит не по-русски четко и ставит очень плотно
слово к
слову.
Соединение пяти неприятных звуков этого
слова как будто требовало, чтоб его
произносили шепотом. Клим Иванович Самгин чувствовал, что по всему телу, обессиливая его, растекается жалостная и скучная тревога. Он остановился, стирая платком пот со лба, оглядываясь. Впереди, в лунном тумане, черные деревья похожи на холмы, белые виллы напоминают часовни богатого кладбища. Дорога, путаясь между этих вилл, ползет куда-то вверх…
«Умирает, — решил Самгин. — Умрет, конечно», — повторил он, когда остался один. Неприятно тупое
слово «умрет», мешая думать, надоедало, точно осенняя муха. Его прогнал вежливый, коротконогий и кругленький человечек, с маленькой головкой, блестящей, как биллиардный шар. Войдя бесшумно, точно кошка, он тихо
произнес краткую речь...
Клим Иванович тоже слушал чтение с приятным чувством, но ему не хотелось совпадать с Дроновым в оценке этой книги. Он слышал, как вкусно торопливый голосок
произносит необычные фразы, обсасывает отдельные
слова, смакует их. Но замечания, которыми Дронов все чаще и обильнее перебивал текст книги, скептические восклицания и мимика Дронова казались Самгину пошлыми, неуместными, раздражали его.
«Это — верно», — подумал Самгин, и подумал так решительно, что даже выпрямился и нахмурил брови: ему показалось, что он
произнес эти два
слова вслух, и вот сейчас Дронов спросит его...
— Никто из присутствующих здесь не
произнес священное
слово — отечество! И это ужасно, господа! Этим забвением отечества мы ставим себя вне его, сами изгоняемся из страны отцов наших.
— Разумеется, — успокоительно
произнес Самгин, недовольный оборотом беседы и тем, что Дронов мешал ему ловить
слова пьяных людей; их осталось немного, но они шумели сильнее, и чей-то резкий голос, покрывая шум, кричал...
— Любопытно, — Дмитрий и второй раз
произнес это
слово вполголоса, а Дронов, снимая пальто, обиженно пробормотал...
Неточные совпадения
В какой-то дикой задумчивости бродил он по улицам, заложив руки за спину и бормоча под нос невнятные
слова. На пути встречались ему обыватели, одетые в самые разнообразные лохмотья, и кланялись в пояс. Перед некоторыми он останавливался, вперял непонятливый взор в лохмотья и
произносил:
И Дунька и Матренка бесчинствовали несказанно. Выходили на улицу и кулаками сшибали проходящим головы, ходили в одиночку на кабаки и разбивали их, ловили молодых парней и прятали их в подполья, ели младенцев, а у женщин вырезали груди и тоже ели. Распустивши волоса по ветру, в одном утреннем неглиже, они бегали по городским улицам, словно исступленные, плевались, кусались и
произносили неподобные
слова.
Малолетние сосут на скорую руку материнскую грудь; престарелые
произносят краткое поучение, неизменно оканчивающееся непечатным
словом; шпионы спешат с рапортами.
— И я уверен в себе, когда вы опираетесь на меня, — сказал он, но тотчас же испугался того, что̀ сказал, и покраснел. И действительно, как только он
произнес эти
слова, вдруг, как солнце зашло за тучи, лицо ее утратило всю свою ласковость, и Левин узнал знакомую игру ее лица, означавшую усилие мысли: на гладком лбу ее вспухла морщинка.
Когда она проснулась на другое утро, первое, что представилось ей, были
слова, которые она сказала мужу, и
слова эти ей показались так ужасны, что она не могла понять теперь, как она могла решиться
произнести эти странные грубые
слова, и не могла представить себе того, что из этого выйдет.