Неточные совпадения
Первые годы жизни Клима совпали с годами отчаянной борьбы
за свободу и культуру тех немногих людей, которые мужественно и беззащитно
поставили себя «между молотом и наковальней», между правительством бездарного потомка талантливой немецкой принцессы и безграмотным народом, отупевшим в рабстве крепостного права.
Он выучился искусно
ставить свое мнение между да и нет, и это укрепляло
за ним репутацию человека, который умеет думать независимо, жить на средства своего ума.
Клим видел, что Макаров, согнувшись, следит
за ногами учителя так, как будто ждет, когда Томилин споткнется. Ждет нетерпеливо. Требовательно и громко
ставит вопросы, точно желая разбудить уснувшего, но ответов не получает.
Туробоев, закурив папиросу о свой же окурок,
поставил его в ряд шести других, уже погасших. Туробоев был нетрезв, его волнистые, негустые волосы встрепаны, виски потны, бледное лицо побурело, но глаза, наблюдая
за дымящимся окурком, светились пронзительно. Кутузов смотрел на него взглядом осуждающим. Дмитрий, полулежа на койке, заговорил докторально...
Клим сел против него на широкие нары, грубо сбитые из четырех досок; в углу нар лежала груда рухляди, чья-то постель. Большой стол пред нарами испускал одуряющий запах протухшего жира.
За деревянной переборкой, некрашеной и щелявой, светился огонь, там кто-то покашливал, шуршал бумагой. Усатая женщина зажгла жестяную лампу,
поставила ее на стол и, посмотрев на Клима, сказала дьякону...
— Женщина лежала рядом с каким-то бревном, а голова ее высунулась
за конец бревна, и на голову ей
ставили ноги. И втоптали. Дайте мне чаю…
Можно было думать, что этот могучий рев влечет
за собой отряд быстро скакавших полицейских, цоканье подков по булыжнику не заглушало, а усиливало рев. Отряд ловко дробился, через каждые десять, двадцать шагов от него отскакивал верховой и,
ставя лошадь свою боком к людям, втискивал их на панель, отталкивал
за часовню, к незастроенному берегу Оки.
Не сразу, отрывисто, грубыми словами Иноков сказал, что Корвин
поставляет мальчиков жрецам однополой любви, уже привлекался к суду
за это, но его спас архиерей.
Поставив Клима впереди себя, он растолкал его телом студентов, а на свободном месте взял
за руку и повел
за собою. Тут Самгина ударили чем-то по голове. Он смутно помнил, что было затем, и очнулся, когда Митрофанов с полицейским усаживали его в сани извозчика.
— Конечно, мужик у нас поставлен неправильно, — раздумчиво, но уверенно говорил Митрофанов. — Каждому человеку хочется быть хозяином, а не квартирантом. Вот я, например, оклею комнату новыми обоями
за свой счет, а вы, как домохозяева, скажете мне: прошу очистить комнату. Вот какое скучное положение у мужика, от этого он и ленив к жизни своей. А
поставьте его на собственную землю, он вам маком расцветет.
Самгина подбросило,
поставило на ноги. Все стояли, глядя в угол, там возвышался большой человек и пел, покрывая нестройный рев сотни людей. Лютов, обняв Самгина
за талию, прижимаясь к нему, вскинул голову, закрыв глаза, источая из выгнутого кадыка тончайший визг; Клим хорошо слышал низкий голос Алины и еще чей-то, старческий, дрожавший.
Носильщики,
поставив гроб на мостовую, смешались с толпой; усатый человек, перебежав на панель и прижимая палку к животу, поспешно уходил прочь; перед Алиной стоял кудрявый парень, отталкивая ее, а она колотила его кулаками по рукам; Макаров хватал ее
за руки, вскрикивая...
«Кончилось», — подумал Самгин. Сняв очки и спрятав их в карман, он перешел на другую сторону улицы, где курчавый парень и Макаров,
поставив Алину к стене, удерживали ее, а она отталкивала их. В эту минуту Игнат, наклонясь, схватил гроб
за край, легко приподнял его и,
поставив на попа, взвизгнул...
— Знаешь, Климчик, у меня — успех! Успех и успех! — с удивлением и как будто даже со страхом повторила она. — И все — Алина, дай ей бог счастья, она
ставит меня на ноги! Многому она и Лютов научили меня. «Ну, говорит, довольно, Дунька, поезжай в провинцию
за хорошими рецензиями». Сама она — не талантливая, но — все понимает, все до последней тютельки, — как одеться и раздеться. Любит талант,
за талантливость и с Лютовым живет.
Кормилицын встал и осторожно
поставил стул впереди Таисьи, — она охватила обеими руками спинку стула и кивком головы перекинула косу
за плечо.
Поставив стакан на стол, она легко ладонью толкнула Самгина в лоб; горячая ладонь приятно обожгла кожу лба, Самгин поймал руку и, впервые
за все время знакомства, поцеловал ее.
— Германия не допустит революции, она не возьмет примером себе вашу несчастную Россию. Германия сама пример для всей Европы. Наш кайзер гениален, как Фридрих Великий, он — император, какого давно ждала история. Мой муж Мориц Бальц всегда внушал мне: «Лизбет, ты должна благодарить бога
за то, что живешь при императоре, который
поставит всю Европу на колени пред немцами…»
— Это был, конечно, вопрос,
за которым последовали бы другие. Почему бы не
поставить их предо мной? На всякий случай я предупреждаю тебя: Григорий Попов еще не подлец только потому, что он ленив и глуп…
«Я не Питер Шлемиль и не буду страдать, потеряв свою тень. И я не потерял ее, а самовольно отказался от мучительной неизбежности влачить
за собою тень, которая становится все тяжелее. Я уже прожил половину срока жизни, имею право на отдых. Какой смысл в этом непрерывном накоплении опыта? Я достаточно богат. Каков смысл жизни?.. Смешно в моем возрасте
ставить “детские вопросы”».
Самгин не впервые подумал, что в этих крепко построенных домах живут скучноватые, но, в сущности, неглупые люди, живут недолго, лет шестьдесят, начинают думать поздно и
за всю жизнь не
ставят пред собою вопросов — божество или человечество, вопросов о достоверности знания, о…
Дронов
поставил пред собой кресло и, держась одной рукой
за его спинку, другой молча бросил на стол измятый конверт, — Самгин защемил конверт концами ножниц, брезгливо взял его. Конверт был влажный.
Но он держал их в резерве, признавая
за ними весьма ценное качество — способность отводить человека далеко в сторону от действительности,
ставить его над нею.
В буфете, занятом офицерами, маленький старичок-официант, бритый, с лицом католического монаха, нашел Самгину место в углу
за столом, прикрытым лавровым деревом, две трети стола были заняты колонками тарелок, на свободном пространстве
поставил прибор; делая это, он сказал, что поезд в Ригу опаздывает и неизвестно, когда придет, станция загромождена эшелонами сибирских солдат, спешно отправляемых на фронт, задержали два санитарных поезда в Петроград.
Гости ждали, что скажет хозяин. Он
поставил недокуренную папиросу на блюдечко, как свечку, и, наблюдая
за струйкой дыма, произнес одобрительно, с небрежностью мудреца...
Неточные совпадения
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли, что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери? Что? а? что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее,
поставивши гнилого сукна, да потом пожертвуешь двадцать аршин, да и давай тебе еще награду
за это? Да если б знали, так бы тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим». Да дворянин… ах ты, рожа!
Что это
за скверный город! только где-нибудь
поставь какой-нибудь памятник или просто забор — черт их знает откудова и нанесут всякой дряни!
И скатерть развернулася, // Откудова ни взялися // Две дюжие руки: // Ведро вина
поставили, // Горой наклали хлебушка // И спрятались опять. // Крестьяне подкрепилися. // Роман
за караульного // Остался у ведра, // А прочие вмешалися // В толпу — искать счастливого: // Им крепко захотелося // Скорей попасть домой…
Во время градоначальствования Фердыщенки Козырю посчастливилось еще больше благодаря влиянию ямщичихи Аленки, которая приходилась ему внучатной сестрой. В начале 1766 года он угадал голод и стал заблаговременно скупать хлеб. По его наущению Фердыщенко
поставил у всех застав полицейских, которые останавливали возы с хлебом и гнали их прямо на двор к скупщику. Там Козырь объявлял, что платит
за хлеб"по такции", и ежели между продавцами возникали сомнения, то недоумевающих отправлял в часть.
Но перенесемся мыслью
за сто лет тому назад,
поставим себя на место достославных наших предков, и мы легко поймем тот ужас, который долженствовал обуять их при виде этих вращающихся глаз и этого раскрытого рта, из которого ничего не выходило, кроме шипения и какого-то бессмысленного звука, непохожего даже на бой часов.