Неточные совпадения
Отец тоже незаметно, но значительно изменился, стал еще более суетлив, щиплет темненькие усы
свои, чего раньше не делал; голубиные
глаза его ослепленно мигают и
смотрят так задумчиво, как будто отец забыл что-то и не может вспомнить.
Черные
глаза ее необыкновенно обильно вспотели слезами, и эти слезы показались Климу тоже черными. Он смутился, — Лидия так редко плакала, а теперь, в слезах, она стала похожа на других девочек и, потеряв
свою несравненность, вызвала у Клима чувство, близкое жалости. Ее рассказ о брате не тронул и не удивил его, он всегда ожидал от Бориса необыкновенных поступков. Сняв очки, играя ими, он исподлобья
смотрел на Лидию, не находя слов утешения для нее. А утешить хотелось, — Туробоев уже уехал в школу.
Туробоев, закурив папиросу о
свой же окурок, поставил его в ряд шести других, уже погасших. Туробоев был нетрезв, его волнистые, негустые волосы встрепаны, виски потны, бледное лицо побурело, но
глаза, наблюдая за дымящимся окурком, светились пронзительно. Кутузов
смотрел на него взглядом осуждающим. Дмитрий, полулежа на койке, заговорил докторально...
Оборвав фразу, она помолчала несколько секунд, и снова зашелестел ее голос. Клим задумчиво слушал, чувствуя, что сегодня он
смотрит на девушку не
своими глазами; нет, она ничем не похожа на Лидию, но есть в ней отдаленное сходство с ним. Он не мог понять, приятно ли это ему или неприятно.
Он
смотрел в расширенные зрачки ее полубезумных
глаз, и они открывали ему в глубине
своей нечто, о чем он невольно подумал...
Лютов ткнул в грудь
свою, против сердца, указательным пальцем и повертел им, точно штопором. Неуловимого цвета, но очень блестящие
глаза его
смотрели в лицо Клима неприятно щупающим взглядом; один
глаз прятался в переносье, другой забегал под висок. Они оба усмешливо дрогнули, когда Клим сказал...
Говоря, Томилин делал широкие, расталкивающие жесты, голос его звучал властно,
глаза сверкали строго. Клим наблюдал его с удивлением и завистью. Как быстро и резко изменяются люди! А он все еще играет унизительную роль человека, на которого все
смотрят, как на ящик для мусора
своих мнений. Когда он уходил, Томилин настойчиво сказал ему...
Когда Маракуев, вспыхнув фейерверком, сгорал, а Поярков, истощив весь запас коротко нарубленных фраз
своих,
смотрел в упор на Прейса разноцветными
глазами, Прейс говорил...
Он был непоседлив; часто и стремительно вскакивал; хмурясь,
смотрел на черные часы
свои, закручивая реденькую бородку штопором, совал ее в изъеденные зубы, прикрыв
глаза, болезненно сокращал кожу лица иронической улыбкой и широко раздувал ноздри, как бы отвергая некий неприятный ему запах.
Сверху спускалась Лидия. Она садилась в угол, за роялью, и чужими
глазами смотрела оттуда, кутая, по привычке, грудь
свою газовым шарфом. Шарф был синий, от него на нижнюю часть лица ее ложились неприятные тени. Клим был доволен, что она молчит, чувствуя, что, если б она заговорила, он стал бы возражать ей. Днем и при людях он не любил ее.
Бывали дни, когда она
смотрела на всех людей не
своими глазами, мягко, участливо и с такой грустью, что Клим тревожно думал: вот сейчас она начнет каяться, нелепо расскажет о
своем романе с ним и заплачет черными слезами.
Тот снова отрастил до плеч
свои ангельские кудри, но голубые
глаза его помутнели, да и весь он выцвел, поблек, круглое лицо обросло негустым, желтым волосом и стало длиннее, суше. Говоря, он пристально
смотрел в лицо собеседника, ресницы его дрожали, и казалось, что чем больше он
смотрит, тем хуже видит. Он часто и осторожно гладил правой рукою кисть левой и переспрашивал...
Клим с удовольствием видел, что Маракуев проигрывает в
глазах Варвары, которая пеняла уже, что Макаров не порицает женщину, и
смотрела на него сочувственно, а друга
своего нетерпеливо уговаривала...
Сказав ему о
своей «службе», она определила его догадку и усилила его ощущение опасности: она
посматривала на людей в зале, вызывающе прищурив
глаза, и Самгин подумал, что ей, вероятно, знакомы скандалы и она не боится их.
Повинуясь странному любопытству и точно не веря доктору, Самгин вышел в сад, заглянул в окно флигеля, — маленький пианист лежал на постели у окна, почти упираясь подбородком в грудь; казалось, что он, прищурив
глаза, утонувшие в темных ямах, непонятливо
смотрит на ладони
свои, сложенные ковшичками. Мебель из комнаты вынесли, и пустота ее очень убедительно показывала совершенное одиночество музыканта. Мухи ползали по лицу его.
За стеклами его очков холодно блестели голубовато-серые
глаза, он
смотрел прямо в лицо собеседника и умел придать взгляду
своему нечто загадочное.
Но Самгин уже не слушал его замечаний, не возражал на них, продолжая говорить все более возбужденно. Он до того увлекся, что не заметил, как вошла жена, и оборвал речь
свою лишь тогда, когда она зажгла лампу. Опираясь рукою о стол, Варвара
смотрела на него странными
глазами, а Суслов, встав на ноги, оправляя куртку, сказал, явно довольный чем-то...
Климу становилось все более неловко и обидно молчать, а беседа жены с гостем принимала характер состязания уже не на словах: во взгляде Кутузова светилась мечтательная улыбочка, Самгин находил ее хитроватой, соблазняющей. Эта улыбка отражалась и в
глазах Варвары, широко открытых, напряженно внимательных; вероятно, так
смотрит женщина, взвешивая и решая что-то важное для нее. И, уступив
своей досаде, Самгин сказал...
Доктор высох, выпрямился и как будто утратил
свой ленивенький скептицизм человека, утомленного долголетним зрелищем людских страданий.
Посматривая на Клима прищуренными
глазами, он бесцеремонно ворчал...
На диване было неудобно, жестко, болел бок, ныли кости плеча. Самгин решил перебраться в спальню, осторожно попробовал встать, — резкая боль рванула плечо, ноги подогнулись. Держась за косяк двери, он подождал, пока боль притихла, прошел в спальню,
посмотрел в зеркало: левая щека отвратительно опухла, прикрыв
глаз, лицо казалось пьяным и, потеряв какую-то
свою черту, стало обидно похоже на лицо регистратора в окружном суде, человека, которого часто одолевали флюсы.
Обыкновенно люди такого роста говорят басом, а этот говорил почти детским дискантом. На голове у него — встрепанная шапка полуседых волос, левая сторона лица измята глубоким шрамом, шрам оттянул нижнее веко, и от этого левый
глаз казался больше правого. Со щек волнисто спускалась двумя прядями седая борода, почти обнажая подбородок и толстую нижнюю губу. Назвав
свою фамилию, он пристально, разномерными
глазами посмотрел на Клима и снова начал гладить изразцы.
Глаза — черные и очень блестящие.
— Вы
смотрите в театре босяков и думаете найти золото в грязи, а там — нет золота, там — колчедан, из него делают серную кислоту, чтоб ревнивые женщины брызгали ею в
глаза своих спорниц…
Освобождать лицо из крепких ее ладоней не хотелось, хотя было неудобно сидеть, выгнув шею, и необыкновенно смущал блеск ее
глаз. Ни одна из женщин не обращалась с ним так, и он не помнил,
смотрела ли на него когда-либо Варвара таким волнующим взглядом. Она отняла руки от лица его, села рядом и, поправив прическу
свою, повторила...
Открыв
глаза, он увидал лицо
свое в дыме папиросы отраженным на стекле зеркала; выражение лица было досадно неумное, унылое и не соответствовало серьезности момента: стоит человек, приподняв плечи, как бы пытаясь спрятать голову, и через очки, прищурясь, опасливо
смотрит на себя, точно на незнакомого.
Самгин вздрогнул, ему показалось, что рядом с ним стоит кто-то. Но это был он сам, отраженный в холодной плоскости зеркала. На него сосредоточенно
смотрели расплывшиеся, благодаря стеклам очков,
глаза мыслителя. Он прищурил их,
глаза стали нормальнее. Сняв очки и протирая их, он снова подумал о людях, которые обещают создать «мир на земле и в человецех благоволение», затем, кстати, вспомнил, что кто-то — Ницше? — назвал человечество «многоглавой гидрой пошлости», сел к столу и начал записывать
свои мысли.
— Я государству — не враг, ежели такое большое дело начинаете, я землю дешево продам. — Человек в поддевке повернул голову, показав Самгину темный
глаз, острый нос, седую козлиную бородку,
посмотрел, как бородатый в сюртуке считает поданное ему на тарелке серебро сдачи со счета, и вполголоса сказал
своему собеседнику...