Неточные совпадения
Она стояла, прислонясь спиною к тонкому стволу березы, и толкала его плечом, с полуголых ветвей медленно
падали желтые листья, Лидия втаптывала их
в землю, смахивая пальцами непривычные слезы со
щек, и было что-то брезгливое
в быстрых движениях ее загоревшей руки. Лицо ее тоже загорело до цвета бронзы, тоненькую, стройную фигурку красиво облегало синее платье, обшитое красной тесьмой,
в ней было что-то необычное, удивительное, как
в девочках цирка.
Он играл ножом для разрезывания книг, капризно изогнутой пластинкой бронзы с позолоченной головою бородатого сатира на месте ручки. Нож выскользнул из рук его и
упал к ногам девушки; наклонясь, чтоб поднять его, Клим неловко покачнулся вместе со стулом и, пытаясь удержаться, схватил руку Нехаевой, девушка вырвала руку, лишенный опоры Клим припал на колено. Он плохо помнил, как разыгралось все дальнейшее, помнил только горячие ладони на своих
щеках, сухой и быстрый поцелуй
в губы и торопливый шепот...
Он вошел не сразу. Варвара успела лечь
в постель, лежала она вверх лицом,
щеки ее
опали, нос заострился; за несколько минут до этой она была согнутая, жалкая и маленькая, а теперь неестественно вытянулась, плоская, и лицо у нее пугающе строго. Самгин сел на стул у кровати и, гладя ее руку от плеча к локтю, зашептал слова, которые казались ему чужими...
Шаги людей на улице стали как будто быстрей. Самгин угнетенно вышел
в столовую, — и с этой минуты жизнь его надолго превратилась
в сплошной кошмар. На него наткнулся Кумов; мигая и приглаживая красными ладонями волосы, он встряхивал головою, а волосы рассыпались снова,
падая ему на
щеки.
Жутко было слышать его тяжелые вздохи и слова, которыми он захлебывался. Правой рукой он мял
щеку, красные пальцы дергали волосы, лицо его вспухало,
опадало, голубенькие зрачки точно растаяли
в молоке белков. Он был жалок, противен, но — гораздо более — страшен.
— Ну, и не говорите, — посоветовал Тагильский. При огне лицо его стало как будто благообразнее: похудело,
опали щеки, шире открылись глаза и как-то добродушно заершились усы. Если б он был выше ростом и не так толст, он был бы похож на офицера какого-нибудь запасного батальона, размещенного
в глухом уездном городе.
Вот он кончил наслаждаться телятиной, аккуратно, как парижанин, собрал с тарелки остатки соуса куском хлеба, отправил
в рот, проглотил, запил вином, благодарно пошлепал ладонями по
щекам своим. Все это почти не мешало ему извергать звонкие словечки, и можно было думать, что пища,
попадая в его желудок, тотчас же переваривается
в слова. Откинув плечи на спинку стула, сунув руки
в карманы брюк, он говорил...
— Социализм, по его идее, древняя, варварская форма угнетения личности. — Он кричал, подвывая на высоких нотах, взбрасывал голову, прямые пряди черных волос обнажали на секунду угловатый лоб, затем
падали на уши, на
щеки, лицо становилось узеньким, трепетали губы, дрожал подбородок, но все-таки Самгин видел
в этой маленькой тощей фигурке нечто игрушечное и комическое.
Неточные совпадения
Ее волосы сдвинулись
в беспорядке; у шеи расстегнулась пуговица, открыв белую ямку; раскинувшаяся юбка обнажала колени; ресницы
спали на
щеке,
в тени нежного, выпуклого виска, полузакрытого темной прядью; мизинец правой руки, бывшей под головой, пригибался к затылку.
И вдруг из-за скал мелькнул яркий свет, задрожали листы на деревьях, тихо зажурчали струи вод. Кто-то встрепенулся
в ветвях, кто-то пробежал по лесу; кто-то вздохнул
в воздухе — и воздух заструился, и луч озолотил бледный лоб статуи; веки медленно открылись, и искра пробежала по груди, дрогнуло холодное тело, бледные
щеки зардели, лучи
упали на плечи.
Но это было не все. Когда гости, сытые и довольные, толпились
в передней, разбирая свои пальто и трости, около них суетился лакей Павлуша, или, как его звали здесь,
Пава, мальчик лет четырнадцати, стриженый, с полными
щеками.
«Она, может быть, у него за ширмами, может быть уже
спит», — кольнуло его
в сердце. Федор Павлович от окна отошел. «Это он
в окошко ее высматривал, стало быть, ее нет: чего ему
в темноту смотреть?.. нетерпение значит пожирает…» Митя тотчас подскочил и опять стал глядеть
в окно. Старик уже сидел пред столиком, видимо пригорюнившись. Наконец облокотился и приложил правую ладонь к
щеке. Митя жадно вглядывался.
Акулина была так хороша
в это мгновение: вся душа ее доверчиво, страстно раскрывалась перед ним, тянулась, ластилась к нему, а он… он уронил васильки на траву, достал из бокового кармана пальто круглое стеклышко
в бронзовой оправе и принялся втискивать его
в глаз; но, как он ни старался удержать его нахмуренной бровью, приподнятой
щекой и даже носом — стеклышко все вываливалось и
падало ему
в руку.