Неточные совпадения
— Самоубийственно пьет. Маркс ему вреден. У меня сын тоже насильно заставляет
себя веровать в Маркса. Ему — простительно. Он — с озлобления на
людей за погубленную жизнь. Некоторые верят из глупой, детской храбрости: боится мальчуган темноты, но — лезет в нее, стыдясь товарищей, ломая
себя, дабы
показать: я-де не трус! Некоторые веруют по торопливости, но большинство от страха. Сих, последних, я не того… не очень уважаю.
Было скучно, и чувствовалось, что у этих
людей что-то не ладится, все они недовольны чем-то или кем-то, Самгин решил
показать себя и заговорил, что о социальной войне думают и что есть
люди, для которых она — решенное дело.
Были часы, когда Климу казалось, что он нашел свое место, свою тропу. Он жил среди
людей, как между зеркал, каждый
человек отражал в
себе его, Самгина, и в то же время хорошо
показывал ему свои недостатки. Недостатки ближних очень укрепляли взгляд Клима на
себя как на
человека умного, проницательного и своеобразного.
Человека более интересного и значительного, чем сам он, Клим еще не встречал.
И, повернувшись лицом к нему, улыбаясь, она оживленно, с восторгом передала рассказ какого-то волжского купчика: его дядя, старик, миллионер, семейный
человек, сболтнул кому-то, что, если бы красавица губернаторша
показала ему
себя нагой, он не пожалел бы пятидесяти тысяч.
— Я и в Париже так, скажу
человеку: нуте-ко,
покажите себя! Ему — лестно, он и постарается. Это — во всем!
Четырех дней было достаточно для того, чтоб Самгин почувствовал
себя между матерью и Варавкой в невыносимом положении
человека, которому двое
людей навязчиво
показывают, как им тяжело жить. Варавка, озлобленно ругая купцов, чиновников, рабочих, со вкусом выговаривал неприличные слова, как будто забывая о присутствии Веры Петровны, она всячески
показывала, что Варавка «ужасно» удивляет ее, совершенно непонятен ей, она относилась к нему, как бабушка к Настоящему Старику — деду Акиму.
Самгин мог бы сравнить
себя с фонарем на площади: из улиц торопливо выходят, выбегают
люди; попадая в круг его света, они покричат немножко, затем исчезают,
показав ему свое ничтожество. Они уже не приносят ничего нового, интересного, а только оживляют в памяти знакомое, вычитанное из книг, подслушанное в жизни. Но убийство министра было неожиданностью, смутившей его, — он, конечно, отнесся к этому факту отрицательно, однако не представлял, как он будет говорить о нем.
Но тут он почувствовал, что это именно чужие мысли подвели его к противоречию, и тотчас же напомнил
себе, что стремление быть на виду,
показывать себя большим
человеком — вполне естественное стремление и не будь его — жизнь потеряла бы смысл.
— Ты забыл, что я — неудавшаяся актриса. Я тебе прямо скажу: для меня жизнь — театр, я — зритель. На сцене идет обозрение, revue, появляются, исчезают различно наряженные
люди, которые — как ты сам часто говорил — хотят
показать мне, тебе, друг другу свои таланты, свой внутренний мир. Я не знаю — насколько внутренний. Я думаю, что прав Кумов, — ты относишься к нему… барственно, небрежно, но это очень интересный юноша. Это —
человек для
себя…
— Вчера там, — заговорила она,
показав глазами на окно, — хоронили мужика. Брат его, знахарь, коновал, сказал… моей подруге: «Вот, гляди,
человек сеет, и каждое зерно, прободая землю, дает хлеб и еще солому оставит по
себе, а самого
человека зароют в землю, сгниет, и — никакого толку».
И так, один за другим, двигались под музыку военного оркестра тяжелые, уродливые
люди,
показывая себя безжалостно знойному солнцу.
Потом Самгин ехал на извозчике в тюрьму; рядом с ним сидел жандарм, а на козлах, лицом к нему, другой — широконосый, с маленькими глазками и усами в стрелку. Ехали по тихим улицам, прохожие встречались редко, и Самгин подумал, что они очень неумело
показывают жандармам, будто их не интересует
человек, которого везут в тюрьму. Он был засорен словами полковника, чувствовал
себя уставшим от удивления и механически думал...
«Зачем она
показала мне это? Неужели думает, что я тоже способен кружиться, прыгать?» Он понимал, что думает так же механически, как ощупывает
себя человек, проснувшись после тяжелого сновидения.
Приятно было наблюдать за деревьями спокойное, парадное движение праздничной толпы по аллее.
Люди шли в косых лучах солнца встречу друг другу, как бы хвастливо
показывая себя, любуясь друг другом. Музыка, смягченная гулом голосов, сопровождала их лирически ласково. Часто доносился веселый смех, ржание коня, за углом ресторана бойко играли на скрипке, масляно звучала виолончель, женский голос пел «Матчиш», и Попов, свирепо нахмурясь, отбивая такт мохнатым пальцем по стакану, вполголоса, четко выговаривал...
— К тому же, подлинная-то искренность — цинична всегда, иначе как раз и быть не может, ведь человек-то — дрянцо, фальшивец, тем живет, что сам
себе словесно приятные фокусы
показывает, несчастное чадо.
«Человек-то дрянцо, фальшивец, тем и живет, что сам
себе словесно приятные фокусы
показывает, несчастное чадо…»
Сумрак
показывал всех
людей уродливыми, и это очень совпадало с настроением Самгина, — он чувствовал
себя усталым, разбитым, встревоженным и опускающимся в бессмыслицу Иеронима Босха.
Неточные совпадения
— Никогда не спрашивал
себя, Анна Аркадьевна, жалко или не жалко. Ведь мое всё состояние тут, — он
показал на боковой карман, — и теперь я богатый
человек; а нынче поеду в клуб и, может быть, выйду нищим. Ведь кто со мной садится — тоже хочет оставить меня без рубашки, а я его. Ну, и мы боремся, и в этом-то удовольствие.
Левин чувствовал, что брат Николай в душе своей, в самой основе своей души, несмотря на всё безобразие своей жизни, не был более неправ, чем те
люди, которые презирали его. Он не был виноват в том, что родился с своим неудержимым характером и стесненным чем-то умом. Но он всегда хотел быть хорошим. «Всё выскажу ему, всё заставлю его высказать и
покажу ему, что я люблю и потому понимаю его», решил сам с
собою Левин, подъезжая в одиннадцатом часу к гостинице, указанной на адресе.
Это осуществление
показало ему ту вечную ошибку, которую делают
люди, представляя
себе счастие осуществлением желания.
Приезжий во всем как-то умел найтиться и
показал в
себе опытного светского
человека.
Против догадки, не переодетый ли разбойник, вооружились все; нашли, что сверх наружности, которая сама по
себе была уже благонамеренна, в разговорах его ничего не было такого, которое бы
показывало человека с буйными поступками.