Неточные совпадения
На его волосатом лице маленькие глазки блестели оживленно, а Клим все-таки почему-то
подозревал, что
человек этот хочет казаться веселее, чем он есть.
Но он начинал
подозревать, что, кроме этого, есть в
людях еще что-то непонятное ему.
Поработав больше часа, он ушел, унося раздражающий образ женщины, неуловимой в ее мыслях и опасной, как все выспрашивающие
люди. Выспрашивают, потому что хотят создать представление о
человеке, и для того, чтобы скорее создать, ограничивают его личность, искажают ее. Клим был уверен, что это именно так; сам стремясь упрощать
людей, он
подозревал их в желании упростить его,
человека, который не чувствует границ своей личности.
Было в улыбке этой нечто панпсихическое,
человек благосклонно награждал ею и хлеб и нож; однако Самгин
подозревал скрытым за нею презрение ко всему и ко всем.
Он видел, что с той поры, как появились прямолинейные юноши, подобные Властову, Усову, яснее обнаружили себя и
люди, для которых революционность «большевиков» была органически враждебна. Себя Самгин не считал таким же, как эти
люди, но все-таки смутно
подозревал нечто общее между ними и собою. И, размышляя перед Никоновой, как перед зеркалом или над чистым листом бумаги, он говорил...
Самгин рассказывал ей о Кутузове, о том, как он характеризовал революционеров. Так он вертелся вокруг самого себя, заботясь уж не столько о том, чтоб найти для себя устойчивое место в жизни, как о том, чтоб подчиняться ее воле с наименьшим насилием над собой. И все чаще примечая,
подозревая во многих
людях людей, подобных ему, он избегал общения с ними, даже презирал их, может быть, потому, что боялся быть понятым ими.
Самгин и раньше
подозревал, что этот искаженный
человек понимает его лучше всех других, что он намеренно дразнит и раздражает его, играя какую-то злую и темную игру.
Он видел: вне кружка Спивак
люди подозревают, что он говорит меньше, чем знает, и что он умалчивает о своей роли.
Он чувствовал еврея
человеком более чужим, чем немец или финн, и
подозревал в каждом особенно изощренную проницательность, которая позволяет еврею видеть явные и тайные недостатки его, русского, более тонко и ясно, чем это видят
люди других рас.
Признавая себя
человеком чувственным, он, в минуты полной откровенности с самим собой,
подозревал даже, что у него немало холодного полового любопытства. Это нужно было как-то объяснить, и он убеждал себя, что это все-таки чистоплотнее, интеллектуальней животно-обнаженного тяготения к самке. В эту ночь Самгин нашел иное, менее фальшивое и более грустное объяснение.
«Приятельское, — мысленно усмехнулся Клим, шагая по комнате и глядя на часы. — Сколько времени сидел этот
человек: десять минут, полчаса? Наглое и глупое предложение его не оскорбило меня, потому что не могу же я
подозревать себя способным на поступок против моей чести…»
От этих
людей Самгин знал, что в городе его считают «столичной штучкой», гордецом и нелюдимом, у которого есть причины жить одиноко,
подозревают в нем
человека убеждений крайних и, напуганные событиями пятого года, не стремятся к более близкому знакомству с
человеком из бунтовавшей Москвы.
Неточные совпадения
Когда
человек и без законов имеет возможность делать все, что угодно, то странно
подозревать его в честолюбии за такое действие, которое не только не распространяет, но именно ограничивает эту возможность.
Кто не знал ее и ее круга, не слыхал всех выражений соболезнования, негодования и удивления женщин, что она позволила себе показаться в свете и показаться так заметно в своем кружевном уборе и со своей красотой, те любовались спокойствием и красотой этой женщины и не
подозревали, что она испытывала чувства
человека, выставляемого у позорного столба.
— Нет, — сморщившись от досады за то, что его
подозревают в такой глупости, сказал Серпуховской. — Tout ça est une blague. [Всё это глупости.] Это всегда было и будет. Никаких коммунистов нет. Но всегда
людям интриги надо выдумать вредную, опасную партию. Это старая штука. Нет, нужна партия власти
людей независимых, как ты и я.
Эти «скромности» скрывали напереди и сзади то, что уже не могло нанести гибели
человеку, а между тем заставляли
подозревать, что там-то именно и была самая погибель.
— Всего легче! На таких-то пустейших вещах всего легче и сбиваются хитрые-то
люди. Чем хитрей
человек, тем он меньше
подозревает, что его на простом собьют. Хитрейшего
человека именно на простейшем надо сбивать. Порфирий совсем не так глуп, как ты думаешь…