Возможен ли лозунг — Россия, отечество в стране, где непрерывно развертывается драма раскола
отцов и детей, где почти каждое десятилетие разрывает интеллигентов на шестидесятников, семидесятников, народников, народовольцев, марксистов, толстовцев, мистиков?..»
Неточные совпадения
Клим был слаб здоровьем,
и это усиливало любовь матери;
отец чувствовал себя виноватым в том, что дал сыну неудачное имя, бабушка, находя имя «мужицким», считала, что
ребенка обидели, а чадолюбивый дед Клима, организатор
и почетный попечитель ремесленного училища для сирот, увлекался педагогикой, гигиеной
и, явно предпочитая слабенького Клима здоровому Дмитрию, тоже отягчал внука усиленными заботами о нем.
Заметив, что взрослые всегда ждут от него чего-то, чего нет у других
детей, Клим старался, после вечернего чая, возможно больше посидеть со взрослыми у потока слов, из которого он черпал мудрость. Внимательно слушая бесконечные споры, он хорошо научился выхватывать слова, которые особенно царапали его слух, а потом спрашивал
отца о значении этих слов. Иван Самгин с радостью объяснял, что такое мизантроп, радикал, атеист, культуртрегер, а объяснив
и лаская сына, хвалил его...
Если
дети слишком шумели
и топали, снизу, от Самгиных, поднимался Варавка-отец
и кричал, стоя в двери...
А затем вдруг, размеренно, тусклым голосом он говорил о запросах народной души, обязанностях интеллигенции
и особенно много об измене
детей священным заветам
отцов.
— Надо.
Отцы жертвовали на церкви,
дети — на революцию. Прыжок — головоломный, но… что же, брат, делать? Жизнь верхней корочки несъедобного каравая, именуемого Россией, можно озаглавить так: «История головоломных прыжков русской интеллигенции». Ведь это только господа патентованные историки обязаны специальностью своей доказывать, что существуют некие преемственность, последовательность
и другие ведьмы, а — какая у нас преемственность? Прыгай, коли не хочешь задохнуться.
— Ваш
отец был настоящий русский, как
дитя, — сказала она,
и глаза ее немножко покраснели. Она отвернулась, прислушиваясь. Оркестр играл что-то бравурное, но музыка доходила смягченно,
и, кроме ее, извне ничего не было слышно. В доме тоже было тихо, как будто он стоял далеко за городом.
— О! Их нет, конечно.
Детям не нужно видеть больного
и мертвого
отца и никого мертвого, когда они маленькие. Я давно увезла их к моей матери
и брату. Он — агроном,
и у него — жена, а
дети — нет,
и она любит мои до смешной зависти.
Утром сели на пароход, удобный, как гостиница,
и поплыли встречу караванам барж, обгоняя парусные рыжие «косоуши», распугивая увертливые лодки рыбаков. С берегов, из богатых сел, доплывали звуки гармоники, пестрые группы баб любовались пароходом, кричали
дети, прыгая в воде, на отмелях. В третьем классе, на корме парохода, тоже играли, пели. Варвара нашла, что Волга действительно красива
и недаром воспета она в сотнях песен, а Самгин рассказывал ей, как
отец учил его читать...
— Вот — соседи мои
и знакомые не говорят мне, что я не так живу, а
дети, наверное, сказали бы. Ты слышишь, как в наши дни дети-то кричат
отцам — не так, все — не так! А как марксисты народников зачеркивали? Ну — это политика! А декаденты? Это уж — быт, декаденты-то! Они уж
отцам кричат: не в таких домах живете, не на тех стульях сидите, книги читаете не те!
И заметно, что у родителей-атеистов
дети — церковники…
— Все находят, что старше. Так
и должно быть. На семнадцатом году у меня уже был
ребенок.
И я много работала.
Отец ребенка — художник, теперь — говорят — почти знаменитый, он за границей где-то, а тогда мы питались чаем
и хлебом. Первая моя любовь — самая голодная.
— Вы — кадетка, а
дети интеллигентов — всегда левее
отцов,
и значит…
После освящения, отслужив панихиду над могилами
отца и детей своих, Артамоновы подождали, когда народ разошёлся с кладбища, и, деликатно не заметив, что Ульяна Баймакова осталась в семейной ограде на скамье под берёзами, пошли не спеша домой; торопиться было некуда, торжественный обед для духовенства, знакомых и служащих с рабочими назначен в три часа.
Неточные совпадения
Дети, несчастные их
дети, при жизни
отца и матери уже осиротели.
Г-жа Простакова. Родной, батюшка. Вить
и я по
отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице матушке. Она была по прозванию Приплодиных. Нас,
детей, было с них восемнадцать человек; да, кроме меня с братцем, все, по власти Господней, примерли. Иных из бани мертвых вытащили. Трое, похлебав молочка из медного котлика, скончались. Двое о Святой неделе с колокольни свалились; а достальные сами не стояли, батюшка.
Г-жа Простакова. Старинные люди, мой
отец! Не нынешний был век. Нас ничему не учили. Бывало, добры люди приступят к батюшке, ублажают, ублажают, чтоб хоть братца отдать в школу. К статью ли, покойник-свет
и руками
и ногами, Царство ему Небесное! Бывало, изволит закричать: прокляну
ребенка, который что-нибудь переймет у басурманов,
и не будь тот Скотинин, кто чему-нибудь учиться захочет.
— Я помню про
детей и поэтому всё в мире сделала бы, чтобы спасти их; но я сама не знаю, чем я спасу их: тем ли, что увезу от
отца, или тем, что оставлю с развратным
отцом, — да, с развратным
отцом… Ну, скажите, после того… что было, разве возможно нам жить вместе? Разве это возможно? Скажите же, разве это возможно? — повторяла она, возвышая голос. — После того как мой муж,
отец моих
детей, входит в любовную связь с гувернанткой своих
детей…
«Всё смешалось,—подумал Степан Аркадьич, — вон
дети одни бегают».
И, подойдя к двери, он кликнул их. Они бросили шкатулку, представлявшую поезд,
и вошли к
отцу.