Неточные совпадения
«Куда,
к черту, они засунули тушилку?» — негодовал Самгин и, боясь, что вся вода выкипит, самовар распаяется, хотел снять с него крышку, взглянуть — много ли воды? Но одна из шишек на крышке отсутствовала, другая качалась, он ожег пальцы, пришлось подумать о том, как варварски небрежно
относится прислуга
к вещам хозяев. Наконец он догадался налить в трубу воды, чтоб погасить угли. Эта возня мешала думать, вкусный запах горячего хлеба и липового меда возбуждал аппетит, и думалось только об одном...
К людям он
относился достаточно пренебрежительно, для того чтоб не очень обижаться на них, но они настойчиво показывали ему, что он — лишний в этом городе. Особенно демонстративно действовали судейские, чуть не каждый день возлагая на него казенные защиты по мелким уголовным делам и задерживая его гражданские процессы. Все это заставило его отобрать для продажи кое-какое платье, мебель, ненужные книги, и как-то вечером, стоя среди
вещей, собранных в столовой, сунув руки в карманы, он мысленно декламировал...
К вещам она
относилась почтительно, с любовью, ласково поглаживала их пальцами, предлагая Самгину...
— Все важно-с; все важно! — говорил он с надвинутыми от сосредоточенности бровями и действительно с такою серьезностью относился ко всякой общественной мелочи, с какою и тогда и после никто другой на моих глазах не
относился к вещам самым крупным. Недаром привычку называют чудовищем; еще лучше, кажется, называть ее натурою, так как она имеет характер некоторой натурности, даже у совершенно безнатурных (не окончено).
Неточные совпадения
— Превосходно изволили заметить, —
отнесся Чичиков, — точно, не мешает. Видишь
вещи, которых бы не видел; встречаешь людей, которых бы не встретил. Разговор с иным тот же червонец. Научите, почтеннейший Константин Федорович, научите,
к вам прибегаю. Жду, как манны, сладких слов ваших.
Японцы осматривали до сих пор каждое судно, записывали каждую
вещь, не в видах торгового соперничества, а чтоб не прокралась
к ним христианская книга, крест — все, что
относится до религии; замечали число людей, чтоб не пробрался в Японию священник проповедовать религию, которой они так боятся.
— Папа, пожалей меня, — говорила девушка, ласкаясь
к отцу. — Находиться в положении
вещи, которую всякий имеет право приходить осматривать и приторговывать… нет, папа, это поднимает такое нехорошее чувство в душе! Делается как-то обидно и вместе с тем гадко… Взять хоть сегодняшний визит Привалова: если бы я не должна была являться перед ним в качестве товара, которому только из вежливости не смотрят в зубы, я
отнеслась бы
к нему гораздо лучше, чем теперь.
Я совершенно отрицательно всегда
относился к этическому формализму Канта,
к категорическому императиву,
к закрытию
вещей в себе и невозможности, по Канту, духовного опыта,
к религии в пределах разума,
к крайнему преувеличению значения математического естествознания, соответствующего лишь одной эпохе в истории науки.
— Ах, это совсем другое дело! Мы, старики, в силу
вещей,
относимся к людям снисходительнее, хотя и ворчим. Молодость нетерпима, а за старостью стоит громадный опыт, который говорит, что на земле совершенства нет и что все относительно. У стариков, если хочешь, своя логика.