Неточные совпадения
Все это текло мимо Самгина, но было неловко, неудобно стоять в стороне, и раза два-три он посетил митинги местных политиков. Все, что слышал он, все речи ораторов были знакомы ему; он
отметил, что левые говорят громко, но слова их стали тусклыми, и чувствовалось, что говорят ораторы слишком напряженно, как бы из последних сил. Он признал, что самое дельное было сказано в городской думе, на собрании кадетской партии, членом ее местного комитета — бывшим поверенным по
делам Марины.
«Негодяй и, наверное, шпион», —
отметил брезгливо Самгин и тут же подумал, что вторжение бытовых эпизодов в драмы жизни не только естественно, а, прерывая течение драматических событий, позволяет более легко переживать их. Затем он вспомнил, что эта мысль вычитана им в рецензии какой-то парижской газеты о какой-то пьесе, и задумался о
делах практических.
Их деды — попы, мелкие торговцы, трактирщики, подрядчики, вообще — городское мещанство, но их отцы ходили в народ, судились по
делу 193-х, сотнями сидели в тюрьмах, ссылались в Сибирь, их детей мы можем
отметить среди эсеров, меньшевиков, но, разумеется, гораздо больше среди интеллигенции служилой, то есть так или иначе укрепляющей структуру государства, все еще самодержавного, которое в будущем году намерено праздновать трехсотлетие своего бытия.
— Вот, Клим Иванович, примечательная штучка наших
дней — «Чума», роман Лопатина. Весь читать — не надо, я
отметил несколько страничек, — усмехнетесь!
Затем он вернулся в свою каюту и все с тем же важным видом в простой ученической тетради с клеенчатым переплетом, которую он важно называл «вахтенным журналом»,
отметил день, час и минуты, когда судно, чуть заметное на горизонте, прошло мимо его маяка.
Неточные совпадения
Отметь-ка, в тот же
день…
Вот тут и началась опасность. Ветер немного засвежел, и помню я, как фрегат стало бить об
дно. Сначала было два-три довольно легких удара. Затем так треснуло, что затрещали шлюпки на боканцах и марсы (балконы на мачтах). Все бывшие в каютах выскочили в тревоге, а тут еще удар, еще и еще. Потонуть было трудно: оба берега в какой-нибудь версте; местами, на
отмелях, вода была по пояс человеку.
Фрегат повели, приделав фальшивый руль, осторожно, как носят раненого в госпиталь, в отысканную в другом заливе, верстах в 60 от Симодо, закрытую бухту Хеда, чтобы там повалить на
отмель, чинить — и опять плавать. Но все надежды оказались тщетными.
Дня два плаватели носимы были бурным ветром по заливу и наконец должны были с неимоверными усилиями перебраться все (при морозе в 4˚) сквозь буруны на шлюпках, по канату, на берег, у подошвы японского Монблана, горы Фудзи, в противуположной стороне от бухты Хеда.
Действительно, сквозь разорвавшуюся завесу тумана совершенно явственно обозначилось движение облаков. Они быстро бежали к северо-западу. Мы очень скоро вымокли до последней нитки. Теперь нам было все равно. Дождь не мог явиться помехой. Чтобы не обходить утесы, мы спустились в реку и пошли по галечниковой
отмели. Все были в бодром настроении духа; стрелки смеялись и толкали друг друга в воду. Наконец в 3 часа
дня мы прошли теснины. Опасные места остались позади.
В этот
день Н.А. Десулави
отметил в своем дневнике растущие в сообществе следующие цветковые и тайнобрачные растения: клинтонию с крупными сочными листьями и белыми цветами на длинном стебельке, гнездовку, украшенную многочисленными ароматными фиолетовыми цветами; козлец — высокое растение с длинными сидящими листьями и беловато-желтыми цветами; затем папоротник, большие ажурные листья которого имеют треугольную форму и по первому впечатлению напоминают листья орляка; кочедыжник женский — тоже с отдельными большими листьями, форма которых меняется в зависимости от окружающей их обстановки.