Неточные совпадения
Она говорила быстро, ласково, зачем-то шаркала ногами и скрипела створкой
двери,
открывая и закрывая ее; затем, взяв Клима за плечо, с излишней силой втолкнула его
в столовую, зажгла свечу. Клим оглянулся,
в столовой никого не было,
в дверях соседней комнаты плотно сгустилась тьма.
Напевая, Алина ушла, а Клим встал и
открыл дверь на террасу, волна свежести и солнечного света хлынула
в комнату. Мягкий, но иронический тон Туробоева воскресил
в нем не однажды испытанное чувство острой неприязни к этому человеку с эспаньолкой, каких никто не носит. Самгин понимал, что не
в силах спорить с ним, но хотел оставить последнее слово за собою. Глядя
в окно, он сказал...
«Выдумываю я ее. Ведь не может же она
открыть мне
двери в какой-то сказочный рай!»
Приземистые, однообразно желтые ряды ее каменных лавок,
открыв широкие пасти
дверей, показывали
в пещерном сумраке груды разнообразно обработанных металлов, груды полотен, ситца, шерстяных материй.
Клим никогда еще не был на этой улице, он хотел сообщить об этом историку, но — устыдился.
Дверь крыльца
открыла высокая, седоволосая женщина
в черном, густобровая, усатая, с неподвижным лицом.
В ее вопросе Климу послышалась насмешка, ему захотелось спорить с нею, даже сказать что-то дерзкое, и он очень не хотел остаться наедине с самим собою. Но она
открыла дверь и ушла, пожелав ему спокойной ночи. Он тоже пошел к себе, сел у окна на улицу, потом
открыл окно; напротив дома стоял какой-то человек, безуспешно пытаясь закурить папиросу, ветер гасил спички. Четко звучали чьи-то шаги. Это — Иноков.
«Пусть отопрет горничная», — решил Самгин, но, зачем-то убавив огня
в лампе, побежал
открывать дверь.
Тяжелую, дубовую
дверь крыльца
открыла юная горничная
в белом переднике и кружевной наколке на красиво причесанной голове.
Лидия заняла комнату, соседнюю с Алиной, и
в щель неприкрытой
двери Самгин видел, что она и уже прибежавшая Сомова торопливо
открывают чемодан.
В чистеньком городке, на тихой, широкой улице с красивым бульваром посредине, против ресторана, на веранде которого, среди цветов, играл струнный оркестр,
дверь солидного, но небольшого дома, сложенного из гранита,
открыла Самгину плоскогрудая, коренастая женщина
в сером платье и, молча выслушав его объяснения, провела
в полутемную комнату, где на широком диване у открытого, но заставленного окна полулежал Иван Акимович Самгин.
— Не провожал, а
открыл дверь, — поправила она. — Да, я это помню. Я ночевала у знакомых, и мне нужно было рано встать. Это — мои друзья, — сказала она, облизав губы. — К сожалению, они переехали
в провинцию. Так это вас вели? Я не узнала… Вижу — ведут студента, это довольно обычный случай…
Самгин не аплодировал. Он был возмущен.
В антракте,
открыв дверь туалетной комнаты, он увидал
в зеркале отражение лица и фигуры Туробоева, он хотел уйти, но Туробоев, не оборачиваясь к нему, улыбнулся
в зеркало.
— Проснулась,
открыла дверь, и — вдруг идешь ты с ножом
в руке! Ужасно глупо! — говорила она, посмеиваясь нервным смешком, прижимаясь к нему.
Вечером он пошел к Гогиным, не нравилось ему бывать
в этом доме, где, точно на вокзале, всегда толпились разнообразные люди.
Дверь ему
открыл встрепанный Алексей с карандашом за ухом и какими-то бумагами
в кармане.
Дверь в квартиру патрона обычно
открывала горничная, слащавая старая дева, а на этот раз
открыл камердинер Зотов, бывший матрос, человек лет пятидесяти, досиня бритый, с пухлым лицом разъевшегося монаха и недоверчивым взглядом исподлобья.
— Гм… узнает? — пробормотал Кутузов, раздеваясь
в прихожей. — Ну, а монумент, который
открыл нам
дверь, не удивится столь позднему гостю?
Она
открыла дверь, впустив
в коридор свет из комнаты. Самгин видел, что лицо у нее смущенное, даже испуганное, а может быть, злое, она прикусила верхнюю губу, и
в светлых глазах неласково играли голубые искры.
За этим делом его и застала Никонова.
Открыв дверь и медленно притворяя ее, она стояла на пороге, и на побледневшем лице ее возмущенно и неестественно выделились потемневшие глаза. Прошло несколько неприятно длинных секунд, прежде, чем она тихо, с хрипотой
в горле, спросила...
Через несколько минут пред ним
открыл дверь в темную переднюю гладко остриженный человек с лицом татарина, с недоверчивым взглядом острых глаз.
Подождав несколько минут, Самгин решил уйти, но, когда он вышел
в прихожую, — извне
в дверь застучали, — звонок прозвучал судорожно, выбежал Морозов, держа руку
в кармане пиджака,
открыл дверь.
— Зайдемте сюда, я поправлюсь, — предложил Правдин,
открывая дверь магазина дамских мод, и как раз
в этот момент часть демонстрантов попятилась назад, втолкнув Самгина
в магазин.
Самгин вымылся, оделся и прошел
в переднюю, намереваясь незаметно уйти домой, но его обогнал мальчик,
открыл дверь на улицу и впустил Алину.
В дверь сильно застучали; он подождал, не прибежит ли Дуняша, но, когда постучали еще раз,
открыл сам. Первым ввалился Лютов, за ним Макаров и еще кто-то третий. Лютов тотчас спросил...
Когда назойливый стук
в дверь разбудил Самгина, черные шарики все еще мелькали
в глазах его, комнату наполнял холодный, невыносимо яркий свет зимнего дня, — света было так много, что он как будто расширил окно и раздвинул стены. Накинув одеяло на плечи, Самгин
открыл дверь и,
в ответ на приветствие Дуняши, сказал...
Самгин, оглушенный, стоял на дрожащих ногах, очень хотел уйти, но не мог, точно спина пальто примерзла к стене и не позволяла пошевелиться. Не мог он и закрыть глаз, — все еще падала взметенная взрывом белая пыль, клочья шерсти; раненый полицейский,
открыв лицо, тянул на себя медвежью полость; мелькали люди, почему-то все маленькие, — они выскакивали из ворот, из
дверей домов и становились
в полукруг; несколько человек стояло рядом с Самгиным, и один из них тихо сказал...
Дверь открыла пожилая горничная
в белой наколке на голове,
в накрахмаленном переднике; лицо у нее было желтое, длинное, а губы такие тонкие, как будто рот зашит, но когда она спросила: «Кого вам?» — оказалось, что рот у нее огромный и полон крупными зубами.
Он задремал, затем его разбудил шум, — это Дуняша, надевая ботинки, двигала стулом. Сквозь веки он следил, как эта женщина, собрав свои вещи
в кучу, зажала их под мышкой, погасила свечу и пошла к
двери. На секунду остановилась, и Самгин догадался, что она смотрит на него; вероятно, подойдет. Но она не подошла, а, бесшумно
открыв дверь, исчезла.
Ехали
в тумане осторожно и медленно, остановились у одноэтажного дома
в четыре окна с парадной
дверью; под новеньким железным навесом,
в медальонах между окнами, вылеплены были гипсовые птицы странного вида, и весь фасад украшен аляповатой лепкой, гирляндами цветов. Прошли во двор; там к дому примыкал деревянный флигель
в три окна с чердаком;
в глубине двора, заваленного сугробами снега, возвышались снежные деревья сада.
Дверь флигеля
открыла маленькая старушка
в очках,
в коричневом платье.
Устав стоять, он обернулся, —
в комнате было темно;
в углу у дивана горела маленькая лампа-ночник, постель на одном диване была пуста, а на белой подушке другой постели торчала черная борода Захария. Самгин почувствовал себя обиженным, — неужели для него не нашлось отдельной комнаты? Схватив ручку шпингалета, он шумно
открыл дверь на террасу, — там,
в темноте, кто-то пошевелился, крякнув.
Да, поезд шел почти с обычной скоростью, а
в коридоре топали шаги многих людей. Самгин поднял занавеску, а Крэйтон, спрятав руку с револьвером за спину, быстро
открыл дверь купе, спрашивая...
Лошадь осторожно вошла
в открытые
двери большого сарая, — там,
в сумраке, кто-то взял ее за повод, а Захарий, подбежав по прыгающим доскам пола к задней стенке сарая,
открыл в ней
дверь, тихо позвал...
Самгин, мигая, вышел
в густой, задушенный кустарником сад;
в густоте зарослей, под липами, вытянулся длинный одноэтажный дом, с тремя колоннами по фасаду, с мезонином
в три окна, облепленный маленькими пристройками, — они подпирали его с боков, влезали на крышу.
В этом доме кто-то жил, — на подоконниках мезонина стояли цветы. Зашли за угол, и оказалось, что дом стоит на пригорке и задний фасад его —
в два этажа. Захарий
открыл маленькую
дверь и посоветовал...
Дуняша положила руку Лютова на грудь его, но рука снова сползла и палец коснулся паркета. Упрямство мертвой руки не понравилось Самгину, даже заставило его вздрогнуть. Макаров молча оттеснил Алину
в угол комнаты, ударом ноги
открыл там
дверь, сказал Дуняше: «Иди к ней!» — и обратился к Самгину...
В тишине прошли через три комнаты, одна — большая и пустая, как зал для танцев, две другие — поменьше, тесно заставлены мебелью и комнатными растениями, вышли
в коридор, он переломился под прямым углом и уперся
в дверь, Бердников
открыл ее пинком ноги.
Остановились у крыльца двухэтажного дома, вбежали по чугунной лестнице во второй этаж. Дронов,
открыв дверь своим ключом, втолкнул Самгина
в темное тепло, помог ему раздеться, сказал...
— Шведская королева Ульрика-Элеонора скончалась
в загородном своем замке и лежала во гробе.
В полдень из Стокгольма приехала подруга ее, графиня Стенбок-Фермор и была начальником стражи проведена ко гробу. Так как она слишком долго не возвращалась оттуда, начальник стражи и офицеры
открыли дверь, и — что же представилось глазам их?
Нотариус не внушал доверия, и Самгин подумал, что следует посоветоваться с Дроновым, — этот, наверное, знает, как продают дома.
В доме Варвары его встретила еще неприятность: парадную
дверь открыла девочка подросток — черненькая, остроносая и почему-то с радостью, весело закричала...
Он указал рукой на
дверь в гостиную. Самгин приподнял тяжелую портьеру,
открыл дверь,
в гостиной никого не было,
в углу горела маленькая лампа под голубым абажуром. Самгин брезгливо стер платком со своей руки ощущение теплого, клейкого пота.
Он даже вспомнил министра Делянова, который не хотел допускать
в гимназии «кухаркиных детей», но тут его несколько смутил слишком крутой поворот мысли, и,
открывая дверь в квартиру свою, он попытался оправдаться...