Неточные совпадения
А
открыв глаза, он увидел, что темно-лиловая, тяжелая вода все чаще, сильнее хлопает по плечам Бориса, по его обнаженной
голове и что маленькие, мокрые руки, красно́ поблескивая, подвигаются ближе, обламывая лед.
Когда Клим вышел в столовую, он увидал мать, она безуспешно пыталась
открыть окно, а среди комнаты стоял бедно одетый человек, в грязных и длинных, до колен, сапогах, стоял он закинув
голову,
открыв рот, и сыпал на язык, высунутый, выгнутый лодочкой, белый порошок из бумажки.
Затем он вспомнил, что в кармане его лежит письмо матери, полученное днем; немногословное письмо это, написанное с алгебраической точностью, сообщает, что культурные люди обязаны работать, что она хочет
открыть в городе музыкальную школу, а Варавка намерен издавать газету и пройти в городские
головы. Лидия будет дочерью городского
головы. Возможно, что, со временем, он расскажет ей роман с Нехаевой; об этом лучше всего рассказать в комическом тоне.
Раза два-три Иноков, вместе с Любовью Сомовой, заходил к Лидии, и Клим видел, что этот клинообразный парень чувствует себя у Лидии незваным гостем. Он бестолково, как засыпающий окунь в ушате воды, совался из угла в угол, встряхивая длинноволосой
головой, пестрое лицо его морщилось, глаза смотрели на вещи в комнате спрашивающим взглядом. Было ясно, что Лидия не симпатична ему и что он ее обдумывает. Он внезапно подходил и, подняв брови, широко
открыв глаза, спрашивал...
Он тоже начал смеяться, вначале неуверенно, негромко, потом все охотнее, свободней и наконец захохотал так, что совершенно заглушил рыдающий смешок Лютова. Широко
открыв волосатый рот, он тыкал деревяшкой в песок, качался и охал, встряхивая
головою...
Варвара, встряхнув
головою, рассыпала обильные рыжеватые волосы свои по плечам и быстро ушла в комнату отчима; Самгин, проводив ее взглядом, подумал, что волосы распустить следовало раньше, не в этот момент, а Макаров,
открыв окна, бормотал...
Люди слушали Маракуева подаваясь, подтягиваясь к нему; белобрысый юноша сидел
открыв рот, и в светлых глазах его изумление сменялось страхом. Павел Одинцов смешно сползал со стула, наклоняя тело, но подняв
голову, и каким-то пьяным или сонным взглядом прикованно следил за игрою лица оратора. Фомин, зажав руки в коленях, смотрел под ноги себе, в лужу растаявшего снега.
Тяжелую, дубовую дверь крыльца
открыла юная горничная в белом переднике и кружевной наколке на красиво причесанной
голове.
— Господи, да — что же это? — истерически крикнула баба, ощупывая его руками, точно слепая. Мужик взмахнул рукою,
открыл рот и замотал
головою, как будто его душили.
После этого над ним стало тише; он
открыл глаза, Туробоев — исчез, шляпа его лежала у ног рабочего; голубоглазый кавалерист, прихрамывая, вел коня за повод к Петропавловской крепости, конь припадал на задние ноги, взмахивал
головой, упирался передними, солдат кричал, дергал повод и замахивался шашкой над мордой коня.
Калитку
открыл широкоплечий мужик в жилетке, в черной шапке волос на
голове; лицо его густо окутано широкой бородой, и от него пахло дымом.
Дверь
открыла пожилая горничная в белой наколке на
голове, в накрахмаленном переднике; лицо у нее было желтое, длинное, а губы такие тонкие, как будто рот зашит, но когда она спросила: «Кого вам?» — оказалось, что рот у нее огромный и полон крупными зубами.
Ка-ак они засвистят! — с ужасом, широко
открыв глаза, сказала она и зажмурилась, тряся
головой.
— Верно! — очень весело воскликнул рябой человек, зажмурив глаза и потрясая
головой, а затем
открыл глаза и, так же весело глядя в лицо Самгина, сказал...
Она задохнулась, замолчала, двигая стул, постукивая ножками его по полу, глаза ее фосфорически блестели, раза два она
открывала рот, но, видимо, не в силах сказать слова, дергала
головою, закидывая ее так высоко, точно невидимая рука наносила удары в подбородок ей. Потом, оправясь, она продолжала осипшим голосом, со свистом, точно сквозь зубы...
Ложка упала, Самгин наклонился поднять ее и увидал под столом ноги Марины,
голые до колен. Безбедов подошел к роялю,
открыл футляр гитары и объявил...
Он схватил Самгина за руку, быстро свел его с лестницы, почти бегом протащил за собою десятка три шагов и, посадив на ворох валежника в саду, встал против, махая в лицо его черной полою поддевки,
открывая мокрую рубаху,
голые свои ноги. Он стал тоньше, длиннее, белое лицо его вытянулось, обнажив пьяные, мутные глаза, — казалось, что и борода у него стала длиннее. Мокрое лицо лоснилось и кривилось, улыбаясь, обнажая зубы, — он что-то говорил, а Самгин, как бы защищаясь от него, убеждал себя...
Открыв глаза, он увидал лицо свое в дыме папиросы отраженным на стекле зеркала; выражение лица было досадно неумное, унылое и не соответствовало серьезности момента: стоит человек, приподняв плечи, как бы пытаясь спрятать
голову, и через очки, прищурясь, опасливо смотрит на себя, точно на незнакомого.
Впереди толпы шагали, подняв в небо счастливо сияющие лица, знакомые фигуры депутатов Думы, люди в мундирах, расшитых золотом, красноногие генералы, длинноволосые попы, студенты в белых кителях с золочеными пуговицами, студенты в мундирах, нарядные женщины, подпрыгивали, точно резиновые, какие-то толстяки и, рядом с ними, бедно одетые, качались старые люди с палочками в руках, женщины в пестрых платочках, многие из них крестились и большинство шагало
открыв рты, глядя куда-то через
головы передних, наполняя воздух воплями и воем.
И вот он трясется в развинченной бричке, по избитой почтовой дороге от Боровичей на Устюжну. Сквозь туман иногда брызгает на колени мелкий, холодный дождь, кожаный верх брички трясется, задевает
голову, Самгин выставил вперед и
открыл зонтик, конец зонтика, при толчках, упирается в спину старика возничего, и старик хрипло вскрикивает...
Неточные совпадения
Отчего же и сходят с ума, отчего же и стреляются?» ответил он сам себе и,
открыв глаза, с удивлением увидел подле своей
головы шитую подушку работы Вари, жены брата.
Он поднялся опять на локоть, поводил спутанною
головой на обе стороны, как бы отыскивая что-то, и
открыл глаза. Тихо и вопросительно он поглядел несколько секунд на неподвижно стоявшую пред ним мать, потом вдруг блаженно улыбнулся и, опять закрыв слипающиеся глаза, повалился, но не назад, а к ней, к ее рукам.
— Всё пройдет, всё пройдет, мы будем так счастливы! Любовь наша, если бы могла усилиться, усилилась бы тем, что в ней есть что-то ужасное, — сказал он, поднимая
голову и
открывая улыбкою свои крепкие зубы.
Ее волосы сдвинулись в беспорядке; у шеи расстегнулась пуговица,
открыв белую ямку; раскинувшаяся юбка обнажала колени; ресницы спали на щеке, в тени нежного, выпуклого виска, полузакрытого темной прядью; мизинец правой руки, бывшей под
головой, пригибался к затылку.
Но весло резко плеснуло вблизи нее — она подняла
голову. Грэй нагнулся, ее руки ухватились за его пояс. Ассоль зажмурилась; затем, быстро
открыв глаза, смело улыбнулась его сияющему лицу и, запыхавшись, сказала: