Неточные совпадения
Быстро вымыв
лицо сына, она отвела его в комнату, раздела, уложила в постель и, закрыв опухший глаз его компрессом, села
на стул, внушительно говоря...
Маргарита говорила вполголоса, ленивенько растягивая пустые слова, ни о чем не спрашивая. Клим тоже не находил, о чем можно говорить с нею. Чувствуя себя глупым и немного смущаясь этим, он улыбался. Сидя
на стуле плечо в плечо с гостем, Маргарита заглядывала в
лицо его поглощающим взглядом, точно вспоминая о чем-то, это очень волновало Клима, он осторожно гладил плечо ее, грудь и не находил в себе решимости
на большее. Выпили по две рюмки портвейна, затем Маргарита спросила...
Дядя Хрисанф, сидя верхом
на стуле, подняв руку, верхнюю губу и брови, напрягая толстые икры коротеньких ног, подскакивал, подкидывал тучный свой корпус, голое
лицо его сияло восхищением, он сладостно мигал.
Через час он шагал по блестящему полу пустой комнаты, мимо зеркал в простенках пяти окон, мимо
стульев, чинно и скучно расставленных вдоль стен, а со стен
на него неодобрительно смотрели два
лица, одно — сердитого человека с красной лентой
на шее и яичным желтком медали в бороде, другое — румяной женщины с бровями в палец толщиной и брезгливо отвисшей губою.
Через четверть часа он, сидя
на стуле, ласточкой летал по комнате и говорил в трехбородое
лицо с огромными глазами...
Лидия присела
на стул, бросив зонт
на диван; ее смуглое, очень истощенное
лицо растерянно улыбалось, в глазах ее Клим видел искреннее изумление.
Торопливо закурив папиросу, он вытянул под стол уставшие ноги, развалился
на стуле и тотчас же заговорил, всматриваясь в
лицо Самгина пристально, с бесцеремонным любопытством...
Козлов особенно отчетливо и даже предупреждающе грозно выговорил цифры, а затем, воинственно вскинув голову, выпрямился
на стуле, как бы сидя верхом
на коне. Его
лицо хорька осунулось, стало еще острей, узоры
на щеках слились в багровые пятна, а мочки ушей, вспухнув, округлились, точно ягоды вишни. Но тотчас же он, взглянув
на иконы, перекрестился, обмяк и тихо сказал...
— Оторвана? — повторил Иноков, сел
на стул и, сунув шляпу в колени себе, провел ладонью по
лицу. — Ну вот, я так и думал, что тут случилась какая-то ерунда. Иначе, конечно, вы не стали бы читать. Стихи у вас?
Он видел, что Макаров уже не тот человек, который ночью
на террасе дачи как бы упрашивал, умолял послушать его домыслы. Он держался спокойно, говорил уверенно. Курил меньше, но, как всегда, дожигал спички до конца.
Лицо его стало жестким, менее подвижным, и взгляд углубленных глаз приобрел выражение строгое, учительное. Маракуев, покраснев от возбуждения, подпрыгивая
на стуле, спорил жестоко, грозил противнику пальцем, вскрикивал...
Было очень шумно, дымно, невдалеке за столом возбужденный еврей с карикатурно преувеличенным носом непрерывно шевелил всеми десятью пальцами рук пред
лицом бородатого русского, курившего сигару, еврей тихо, с ужасом
на лице говорил что-то и качался
на стуле, встряхивал кудрявой головою.
Она расслабленно сидела
на стуле у дивана, вытянув коротенькие ножки в пыльных ботинках, ее
лицо празднично сияло, она обмахивалась платком, отклеивала пальцами волосы, прилипшие к потным вискам, развязывала синенький галстук и говорила ликующим голосом...
Самгин взял лампу и, нахмурясь, отворил дверь, свет лампы упал
на зеркало, и в нем он увидел почти незнакомое, уродливо длинное, серое
лицо, с двумя темными пятнами
на месте глаз, открытый, беззвучно кричавший рот был третьим пятном. Сидела Варвара, подняв руки, держась за спинку
стула, вскинув голову, и было видно, что подбородок ее трясется.
Он вошел не сразу. Варвара успела лечь в постель, лежала она вверх
лицом, щеки ее опали, нос заострился; за несколько минут до этой она была согнутая, жалкая и маленькая, а теперь неестественно вытянулась, плоская, и
лицо у нее пугающе строго. Самгин сел
на стул у кровати и, гладя ее руку от плеча к локтю, зашептал слова, которые казались ему чужими...
Так, с поднятыми руками, она и проплыла в кухню. Самгин, испуганный ее шипением, оскорбленный тем, что она заговорила с ним
на ты, постоял минуту и пошел за нею в кухню. Она, особенно огромная в сумраке рассвета, сидела среди кухни
на стуле, упираясь в колени, и по бурому, тугому
лицу ее текли маленькие слезы.
Сам он был одет щеголевато, жиденькие волосы его смазаны каким-то жиром и форсисто причесаны
на косой пробор. Его новенькие ботинки негромко и вежливо скрипели. В нем вообще явилось что-то вежливенькое и благодушное. Он сел напротив Самгина за стол, выгнул грудь, обтянутую клетчатым жилетом, и
на лице его явилось выражение готовности все сказать и все сделать. Играя золотым карандашиком, он рассказывал, подскакивая
на стуле, точно ему было горячо сидеть...
Он снова стер пот с
лица, взмахнул платком и заерзал
на стуле, как бы готовясь вскочить и убежать.
Митрофанов подпрыгнул
на стуле, и его круглое, котово
лицо осветилось нелепо радостной улыбкой.
Она откинулась
на спинку
стула, прикрыв глаза. Груди ее неприлично торчали, шевеля ткань кофты и точно стремясь обнажиться.
На незначительном
лице застыло напряжение, как у человека, который внимательно прислушивается.
Сердито, звонким голоском Морозов посоветовал ему сначала привести себя в порядок, постричься, помыться. Через минуту Гапон сидел
на стуле среди комнаты, а человек с
лицом старика начал стричь его. Но, видимо, ножницы оказались тупыми или человек этот — неловким парикмахером, — Гапон жалобно вскрикнул...
В ее изумлении Самгин не нашел ничего лестного для себя, и она мешала ему слушать. Человек с напудренным
лицом клоуна, длинной шеей и неподвижно вытаращенными глазами, оглядывая людей, напиравших
на него, говорил негромко, но так, что слов его не заглушал ни шум отодвигаемых
стульев, ни возбужденные голоса людей, уже разбившихся
на маленькие группки.
И, снова откинувшись
на спинку
стула, собрав
лицо в кулачок, полковник Васильев сквозь зубы, со свистом и приударяя ладонью по бумагам
на столе, заговорил кипящими словами...
Большое, мягкое тело Безбедова тряслось, точно он смеялся беззвучно,
лицо обмякло, распустилось, таяло потом, а в полупьяных глазах его Самгин действительно видел страх и радость. Отмечая в Безбедове смешное и глупое, он почувствовал к нему симпатию. Устав размахивать руками, задыхаясь и сипя, Безбедов повалился
на стул и, наливая квас мимо стакана, бормотал...
На черных и желтых венских
стульях неподвижно и безмолвно сидят люди, десятка три-четыре мужчин и женщин,
лица их стерты сумраком.
Три пары танцевали неприятно манерный танец, близко к Марине вышагивал, как петух, косоглазый, кривоногий человечек, украшенный множеством орденов и мертвенно неподвижной улыбкой
на желтом
лице, — каждый раз, когда он приближался к
стулу Марины, она брезгливо отклонялась и подбирала подол платья.
…Самгин сел к столу и начал писать, заказав слуге бутылку вина. Он не слышал, как Попов стучал в дверь, и поднял голову, когда дверь открылась. Размашисто бросив шляпу
на стул, отирая платком отсыревшее
лицо, Попов шел к столу, выкатив глаза, сверкая зубами.
«Вот», — вдруг решил Самгин, следуя за ней. Она дошла до маленького ресторана, пред ним горел газовый фонарь, по обе стороны двери — столики, за одним играли в карты маленький, чем-то смешной солдатик и лысый человек с носом хищной птицы,
на третьем
стуле сидела толстая женщина, сверкали очки
на ее широком
лице, сверкали вязальные спицы в руках и серебряные волосы
на голове.
Озябшими руками Самгин снял очки, протер стекла, оглянулся: маленькая комната, овальный стол, диван, три кресла и полдюжины мягких
стульев малинового цвета у стен, шкаф с книгами, фисгармония,
на стене большая репродукция с картины Франца Штука «Грех» — голая женщина, с грубым
лицом, в объятиях змеи, толстой, как водосточная труба, голова змеи —
на плече женщины.
Читал он все более раздражающе неприятно, все шаркал ногами, подпрыгивал
на стуле, качался, держа гранки в руке, неподвижно вытянутой вперед, приближая к ним
лицо и почему-то не желая, не догадываясь согнуть руку, приблизить ее к
лицу.
Женщина встала, пересела
на другой
стул и, спрятав
лицо за самоваром, сказала...
Стол для ужина занимал всю длину столовой, продолжался в гостиной, и, кроме того, у стен стояло еще несколько столиков, каждый накрыт для четверых. Холодный огонь электрических лампочек был предусмотрительно смягчен розетками из бумаги красного и оранжевого цвета, от этого теплее блестело стекло и серебро
на столе, а
лица людей казались мягче, моложе. Прислуживали два старика лакея во фраках и горбоносая, похожая
на цыганку горничная. Елена Прозорова, стоя
на стуле, весело командовала...
Мудрецом назвал он маленького человечка с
лицом в черной бородке, он сидел
на стуле и, подскакивая, размахивая руками, ощупывая себя, торопливо и звонко выбрасывал слова...
В эту секунду хлопнул выстрел. Самгин четко видел, как вздрогнуло и потеряло цвет
лицо Тагильского, видел, как он грузно опустился
на стул и вместе со
стулом упал
на пол, и в тишине, созданной выстрелом, заскрипела, сломалась ножка
стула. Затем толстый негромко проговорил...
Литератор откинулся пред ним
на спинку
стула, его красивое
лицо нахмурилось, покрылось серой тенью, глаза как будто углубились, он закусил губу, и это сделало рот его кривым; он взял из коробки
на столе папиросу, женщина у самовара вполголоса напомнила ему: «Ты бросил курить!», тогда он, швырнув папиросу
на мокрый медный поднос, взял другую и закурил, исподлобья и сквозь дым глядя
на оратора.