Неточные совпадения
Утомленная муками родов, Вера Петровна не ответила. Муж
на минуту задумался, устремив голубиные глаза свои в окно, в небеса, где облака, изорванные ветром, напоминали и ледоход
на реке, и мохнатые кочки болота. Затем Самгин начал озабоченно перечислять, пронзая
воздух коротеньким и пухлым пальцем...
Черные, лапчатые листья растения расползались по стенам,
на стеблях, привязанных бечевками ко гвоздям, воздушные корни висели в
воздухе, как длинные, серые черви.
Особенно жутко было, когда учитель, говоря, поднимал правую руку
на уровень лица своего и ощипывал в
воздухе пальцами что-то невидимое, — так повар Влас ощипывал рябчиков или другую дичь.
Зимними вечерами приятно было шагать по хрупкому снегу, представляя, как дома, за чайным столом, отец и мать будут удивлены новыми мыслями сына. Уже фонарщик с лестницей
на плече легко бегал от фонаря к фонарю, развешивая в синем
воздухе желтые огни, приятно позванивали в зимней тишине ламповые стекла. Бежали лошади извозчиков, потряхивая шершавыми головами.
На скрещении улиц стоял каменный полицейский, провожая седыми глазами маленького, но важного гимназиста, который не торопясь переходил с угла
на угол.
Избалованный ласковым вниманием дома, Клим тяжко ощущал пренебрежительное недоброжелательство учителей. Некоторые были физически неприятны ему: математик страдал хроническим насморком, оглушительно и грозно чихал, брызгая
на учеников, затем со свистом выдувал
воздух носом, прищуривая левый глаз; историк входил в класс осторожно, как полуслепой, и подкрадывался к партам всегда с таким лицом, как будто хотел дать пощечину всем ученикам двух первых парт, подходил и тянул тоненьким голосом...
Сквозь эти стекла все
на земле казалось осыпанным легким слоем сероватой пыли, и даже
воздух, не теряя прозрачности своей, стал сереньким.
Посмотрев
на реку, где Сомова и Борис стремительно и, как по
воздуху, катились, покачиваясь, к разбухшему, красному солнцу, Лидия предложила Климу бежать за ними, но, когда они подлезли под веревку и не торопясь покатились, она крикнула...
Он бросил недокуренную папиросу, она воткнулась в снег свечой, огнем вверх, украшая холодную прозрачность
воздуха кудрявой струйкой голубого дыма. Макаров смотрел
на нее и говорил вполголоса...
Сонный и сердитый, ходил
на кривых ногах Дронов, спотыкался, позевывал, плевал; был он в полосатых тиковых подштанниках и темной рубахе, фигура его исчезала
на фоне кустов, а голова плавала в
воздухе, точно пузырь.
Молча сунув руку товарищу, он помотал ею в
воздухе и неожиданно, но не смешно отдал Лидии честь, по-солдатски приложив пальцы к фуражке. Закурил папиросу, потом спросил Лидию, мотнув головою
на пожар заката...
Выскакивая
на середину комнаты, раскачиваясь, точно пьяный, он описывал в
воздухе руками круги и эллипсы и говорил об обезьяне, доисторическом человеке, о механизме Вселенной так уверенно, как будто он сам создал Вселенную, посеял в ней Млечный Путь, разместил созвездия, зажег солнца и привел в движение планеты.
Потом он долго и внимательно смотрел
на циферблат стенных часов очень выпуклыми и неяркими глазами. Когда профессор исчез, боднув головою
воздух, заика поднял длинные руки, трижды мерно хлопнул ладонями, но повторил...
Ногою в зеленой сафьяновой туфле она безжалостно затолкала под стол книги, свалившиеся
на пол, сдвинула вещи со стола
на один его край, к занавешенному темной тканью окну, делая все это очень быстро. Клим сел
на кушетку, присматриваясь. Углы комнаты были сглажены драпировками, треть ее отделялась китайской ширмой, из-за ширмы был виден кусок кровати, окно в ногах ее занавешено толстым ковром тускло красного цвета, такой же ковер покрывал пол. Теплый
воздух комнаты густо напитан духами.
Клим услышал нечто полупонятное, как бы некий вызов или намек. Он вопросительно взглянул
на девушку, но она смотрела в книгу. Правая рука ее блуждала в
воздухе, этой рукой, синеватой в сумраке и как бы бестелесной, Нехаева касалась лица своего, груди, плеча, точно она незаконченно крестилась или хотела убедиться в том, что существует.
Шагая по тепленьким, озорниковато запутанным переулкам, он обдумывал, что скажет Лидии, как будет вести себя, беседуя с нею; разглядывал пестрые, уютные домики с ласковыми окнами, с цветами
на подоконниках. Над заборами поднимались к солнцу ветви деревьев, в
воздухе чувствовался тонкий, сладковатый запах только что раскрывшихся почек.
В этом ему помогли две мухи: опустясь
на горбик чайной ложки, они торопливо насладились друг другом, и одна исчезла в
воздухе тотчас, другая через две-три секунды после нее.
Самгин стал слушать сбивчивую, неясную речь Макарова менее внимательно. Город становился ярче, пышнее; колокольня Ивана Великого поднималась в небо, как палец, украшенный розоватым ногтем. В
воздухе плавал мягкий гул, разноголосо пели колокола церквей, благовестя к вечерней службе. Клим вынул часы, посмотрел
на них.
Одно яйцо он положил мимо кармана и топтал его, под подошвой грязного сапога чмокала яичница. Пред гостиницей «Москва с но»
на обломанной вывеске сидели голуби, заглядывая в окошко, в нем стоял черноусый человек без пиджака и, посвистывая, озабоченно нахмурясь, рассматривал, растягивал голубые подтяжки. Старушка с ласковым лицом, толкая пред собою колясочку, в которой шевелились, ловя
воздух, игрушечные, розовые ручки, старушка, задев Клима колесом коляски, сердито крикнула...
Клим промолчал, присматриваясь, как в красноватом луче солнца мелькают странно обесцвеченные мухи; некоторые из них, как будто видя в
воздухе неподвижную точку, долго дрожали над нею, не решаясь сесть, затем падали почти до пола и снова взлетали к этой невидимой точке. Клим показал глазами
на тетрадку...
Весело хлопотали птицы, обильно цвели цветы, бархатное небо наполняло сад голубым сиянием, и в блеске весенней радости было бы неприлично говорить о печальном. Вера Петровна стала расспрашивать Спивака о музыке, он тотчас оживился и, выдергивая из галстука синие нитки, делая пальцами в
воздухе маленькие запятые, сообщил, что
на Западе — нет музыки.
На дачу он приехал вечером и пошел со станции обочиной соснового леса, чтоб не идти песчаной дорогой: недавно по ней провезли в село колокола, глубоко измяв ее людями и лошадьми. В тишине идти было приятно, свечи молодых сосен курились смолистым запахом, в просветах между могучими колоннами векового леса вытянулись по мреющему
воздуху красные полосы солнечных лучей, кора сосен блестела, как бронза и парча.
Лидию он встретил
на другой день утром, она шла в купальню, а он, выкупавшись, возвращался
на дачу. Девушка вдруг встала пред ним, точно опустилась из
воздуха. Обменявшись несколькими фразами о жарком утре, о температуре воды, она спросила...
Казалось, что именно это стоголосое, приглушенное рыдание
на о, смешанное с терпким запахом дегтя, пота и преющей
на солнце соломы крыш, нагревая
воздух, превращает его в невидимый глазу пар, в туман, которым трудно дышать.
Три кучи людей, нанизанных
на веревки, зашевелились, закачались, упираясь ногами в землю, опрокидываясь назад, как рыбаки, влекущие сеть, три серых струны натянулись в
воздухе; колокол тоже пошевелился, качнулся нерешительно и неохотно отстал от земли.
Вдруг,
на высоте двух третей колокольни, колокол вздрогнул, в
воздухе, со свистом, фигурно извилась лопнувшая веревка, левая группа людей пошатнулась, задние кучно упали, раздался одинокий, истерический вой...
На дачах Варавки поселились незнакомые люди со множеством крикливых детей; по утрам река звучно плескалась о берег и стены купальни; в синеватой воде подпрыгивали, как пробки, головы людей, взмахивались в
воздух масляно блестевшие руки; вечерами в лесу пели песни гимназисты и гимназистки, ежедневно, в три часа, безгрудая, тощая барышня в розовом платье и круглых, темных очках играла
на пианино «Молитву девы», а в четыре шла берегом
на мельницу пить молоко, и по воде косо влачилась за нею розовая тень.
Листья, сорванные ветром, мелькали в
воздухе, как летучие мыши, сыпался мелкий дождь, с крыш падали тяжелые капли, барабаня по шелку зонтика, сердито ворчала вода в проржавевших водосточных трубах. Мокрые, хмуренькие домики смотрели
на Клима заплаканными окнами. Он подумал, что в таких домах удобно жить фальшивомонетчикам, приемщикам краденого и несчастным людям. Среди этих домов забыто торчали маленькие церковки.
Сотни маляров торопливо мазали длинными кистями фасады зданий, акробатически бесстрашно покачиваясь высоко в
воздухе, подвешенные
на веревках, которые издали казались тоненькими нитками.
С восхода солнца и до полуночи
на улицах суетились люди, но еще более были обеспокоены птицы, — весь день над Москвой реяли стаи галок, голубей, тревожно перелетая из центра города
на окраины и обратно; казалось, что в
воздухе беспорядочно снуют тысячи черных челноков, ткется ими невидимая ткань.
В одной из трещин города появился синий отряд конных, они вместе с лошадями подскакивали
на мостовой, как резиновые игрушки, над ними качались, точно удилища, тоненькие древки, мелькали в
воздухе острия пик, похожие
на рыб.
На улице было людно и шумно, но еще шумнее стало, когда вышли
на Тверскую. Бесконечно двигалась и гудела толпа оборванных, измятых, грязных людей. Негромкий, но сплошной ропот стоял в
воздухе, его разрывали истерические голоса женщин. Люди устало шли против солнца, наклоня головы, как бы чувствуя себя виноватыми. Но часто, когда человек поднимал голову, Самгин видел
на истомленном лице выражение тихой радости.
А над золотым орлом в голубоватом
воздухе вздулся серый пузырь воздушного шара, привязанный
на длинной веревке.
Самгину казалось, что
воздух темнеет, сжимаемый мощным воем тысяч людей, — воем, который приближался, как невидимая глазу туча, стирая все звуки, поглотив звон колоколов и крики медных труб военного оркестра
на площади у Главного дома. Когда этот вой и рев накатился
на Клима, он оглушил его, приподнял вверх и тоже заставил орать во всю силу легких...
Народ подпрыгивал, размахивая руками, швырял в
воздух фуражки, шапки. Кричал он так, что было совершенно не слышно, как пара бойких лошадей губернатора Баранова бьет копытами по булыжнику. Губернатор торчал в экипаже, поставив колено
на сиденье его, глядя назад, размахивая фуражкой, был он стального цвета, отчаянный и героический, золотые бляшки орденов блестели
на его выпуклой груди.
Клим Самгин почувствовал, что
на какой-то момент все вокруг, и сам он тоже, оторвалось от земли и летит по
воздуху в вихре стихийного рева.
На дороге снова встал звонарь, тяжелыми взмахами руки он крестил
воздух вслед экипажам; люди обходили его, как столб. Краснорожий человек в сером пиджаке наклонился, поднял фуражку и подал ее звонарю. Тогда звонарь, ударив ею по колену, широкими шагами пошел по средине мостовой.
— Удобненькие домишечки, — бормотал Робинзон, жадно глотая горячий
воздух. — Крепости всяческого консерватизма. Консерватизм возникает
на почве удобств…
Ресторан стоял
на крутом спуске к реке, терраса, утвержденная
на столбах, висела в
воздухе, как полка.
Должно быть, забыв, что борода его острижена коротко, Кутузов схватил в кулак
воздух у подбородка и, тяжело опустив руку
на колено, вздохнул...
Несколько человек бросились
на землю, как будто с разбега по
воздуху, они, видимо, хотели перенестись через ожившую груду жердей и тесин, но дерево, содрогаясь, как ноги паука, ловило падающих, тискало их.
Взлетела в
воздух широкая соломенная шляпа, упала
на землю и покатилась к ногам Самгина, он отскочил в сторону, оглянулся и вдруг понял, что он бежал не прочь от катастрофы, как хотел, а задыхаясь, стоит в двух десятках шагов от безобразной груды дерева и кирпича; в ней вздрагивают, покачиваются концы досок, жердей.
Поперек длинной, узкой комнаты ресторана, у стен ее, стояли диваны, обитые рыжим плюшем, каждый диван
на двоих; Самгин сел за столик между диванами и почувствовал себя в огромном, уродливо вытянутом вагоне. Теплый, тошный запах табака и кухни наполнял комнату, и казалось естественным, что
воздух окрашен в мутно-синий цвет.
— Светлее стало, — усмехаясь заметил Самгин, когда исчезла последняя темная фигура и дворник шумно запер калитку. Иноков ушел, топая, как лошадь, а Клим посмотрел
на беспорядок в комнате, бумажный хаос
на столе, и его обняла усталость; как будто жандарм отравил
воздух своей ленью.
Строгая, чистая комната Лидии пропитана запахом скверного табака и ваксы; от сапогов Дьякона пахнет дегтем, от белобрысого юноши — помадой, а иконописец Одинцов источает запах тухлых яиц. Люди так надышали, что огонь лампы горит тускло и, в сизом
воздухе, размахивая руками, Маракуев
на все лады произносит удивительно емкое, в его устах, слово...
— Нам необходима борьба за свободу борьбы, за право отстаивать человеческие права, — говорит Маракуев: разрубая
воздух ребром ладони. — Марксисты утверждают, что крестьянство надобно загнать
на фабрики, переварить в фабричном котле…
Почти весь день лениво падал снег, и теперь тумбы, фонари, крыши были покрыты пуховыми чепцами. В
воздухе стоял тот вкусный запах, похожий
на запах первых огурцов, каким снег пахнет только в марте. Медленно шагая по мягкому, Самгин соображал...
«Хитрая бестия», — думал он, искоса поглядывая
на Варвару, вслушиваясь в задыхающийся голос уставшего проповедника, а тот, ловя пальцами
воздух, встряхивая расколотой головою, говорил...
Офицер вскинул голову, вытянул ноги под стол, а руки спрятал в карманы,
на лице его явилось выражение недоумевающее. Потянув
воздух носом, он крякнул и заговорил негромко, размышляющим тоном...
Этого Самгин не ожидал, но и не почувствовал себя особенно смущенным или обиженным. Пожав плечами, он молча усмехнулся, а жандарм, разрезав ножницами
воздух, ткнул ими в бумаги
на столе и, опираясь
на них, привстал, наклонился к Самгину, тихо говоря...
Тугое лицо ее лоснилось радостью, и она потягивала
воздух носом, как бы обоняя приятнейший запах.
На пороге столовой явился Гогин, очень искусно сыграл
на губах несколько тактов марша, затем надул одну щеку, подавил ее пальцем, и из-под его светленьких усов вылетел пронзительный писк. Вместе с Гогиным пришла девушка с каштановой копной небрежно перепутанных волос над выпуклым лбом; бесцеремонно глядя в лицо Клима золотистыми зрачками, она сказала...