Неточные совпадения
Это вовсе не
политика, а моя фантазия с точки зрения
науки.
Не угашая восторга, она рассказала, что в петербургском университете организовалась группа студентов под лозунгом «Университет — для
науки, долой
политику».
— В общем — молодежь становится серьезнее, и очень многие отходят от
политики к
науке.
— То есть — как это отходят? Куда отходят? — очень удивился собеседник. — Разве
наукой вооружаются не для
политики? Я знаю, что некоторая часть студенчества стонет: не мешайте учиться! Но это — недоразумение. Университет, в лице его цивильных кафедр, — военная школа, где преподается
наука командования пехотными массами. И, разумеется, всякая другая военная мудрость.
— Вообще интеллигенция не делает революций, даже когда она психически деклассирована. Интеллигент — не революционер, а реформатор в
науке, искусстве, религии. И в
политике, конечно. Бессмысленно и бесполезно насиловать себя, искусственно настраивать на героический лад…
— Замечательная газета. Небывалая. Привлечем все светила
науки, литературы, Леонида Андреева, объявим войну реалистам «Знания», — к черту реализм! И —
политику вместе с ним. Сто лет политиканили — устали, надоело. Все хотят романтики, лирики, метафизики, углубления в недра тайн, в кишки дьявола. Властители умов — Достоевский, Андреев, Конан-Дойль.
«Да, найти в жизни смысл не легко… Пути к смыслу страшно засорены словами, сугробами слов. Искусство,
наука,
политика — Тримутри, Санкта Тринита — Святая Троица. Человек живет всегда для чего-то и не умеет жить для себя, никто не учил его этой мудрости». Он вспомнил, что на тему о человеке для себя интересно говорил Кумов: «Его я еще не встретил».
Неточные совпадения
Степан Аркадьич получал и читал либеральную газету, не крайнюю, но того направления, которого держалось большинство. И, несмотря на то, что ни
наука, ни искусство, ни
политика собственно не интересовали его, он твердо держался тех взглядов на все эти предметы, каких держалось большинство и его газета, и изменял их, только когда большинство изменяло их, или, лучше сказать, не изменял их, а они сами в нем незаметно изменялись.
Хотя он получил довольно слабое образование в каком-то корпусе, но любил читать, а особенно по части
политики и естественных
наук. Слова его, манеры, поступь были проникнуты какою-то мягкою стыдливостью, и вместе с тем под этой мягкостью скрывалась уверенность в своем достоинстве и никогда не высказывалась, а как-то видимо присутствовала в нем, как будто готовая обнаружиться, когда дойдет до этого необходимость.
Опыт научил его мало-помалу, что пока с обывателем играешь в карты или закусываешь с ним, то это мирный, благодушный и даже неглупый человек, но стоит только заговорить с ним о чем-нибудь несъедобном, например, о
политике или
науке, как он становится в тупик или заводит такую философию, тупую и злую, что остается только рукой махнуть и отойти.
Макиавеллизм в
политике, капитализм в экономике, сиентизм в
науке, национализм в жизни народов, безраздельная власть техники над человеком — все это есть порождение этих автономий.
Политика, экономика,
наука, техника, национальность и пр. не хотят знать никакого нравственного закона, никакого духовного начала, стоящего выше их сферы.